Маньчжурские стрелки

– За каждым из них – солидный разведывательно-диверсионный послужной список, каждого предварительно пропустили через одну-две диверсионные школы, каждый освятил себя кровью врагов и прошел свой путь до ворот Фриденталя, обучаясь убивать и самому смотреть в глаза смерти.

– То есть, по существу, вы формируете диверсионную элиту Евразии, – молвил Курбатов, возвращаясь вместе со Штубером к машине, чтобы въехать в огромную, охваченную высокой крепостной стеной территорию «диверсионного замка» Третьего рейха.

– Вас это не вдохновляет? – спросил Штубер, жестом предлагая Курбатову вернуться в машину.

– Почему же, приятно осознавать, что и тебе выпадает право стать причастным к ней.

– Вынужден вас огорчить, полковник. Курсанты, которые только что прошли перед вами, действительно лучшие из лучших в Европе, а может быть, и в мире, но… Вам известно, по какому принципу устроены «охранные отряды партии», то есть СС? – провел барон большим пальцем по предплечью своего мундира.

– Во всяком случае, мне кажется, что известно.

– Для внешнего мира каждый, кто прошел посвящение в члены СС, уже принадлежит к тайному Черному ордену, к элите рейха. На самом же деле не все так просто. Основная масса эсэсовцев составляет ваффен-СС, то есть войска СС, а значит, они являются «зелеными», или «полевыми» СС. Затем идут «черные СС», которые составляют офицерский корпус СД, гестапо, Главного управления имперской безопасности[31], штаб рейхсфюрера СС. Однако настоящую элиту Черного ордена составляют «высшие посвященные», к которым принадлежит высшее руководство СС и различных его структур, идеологи СС и адепты исследовательского института «Аненербе».

На сей раз машина остановилась у подъезда величественного, возведенного в рыцарском духе особняка, составлявшего историческую основу замка и располагавшегося в центре старинного парка, каждое дерево которого давно стало частью «фридентальской легенды».

Узнав, что Штубер прибыл в Управление имперской безопасности с казачьим полковником Курбатовым, «первый диверсант рейха» Отто Скорцени приказал выделить ему машину; «исключительно от щедрот своих» отвел ему и «диверсанту-маньчжуру» время на экскурсию по Берлину, после чего приказал немедленно ехать во Фриденталь.

– И запомните, барон, – громыхал он в телефонную трубку своим камнедробильным басом, – что каждый час, проведенный вами вне замка Фриденталя, это время, утерянное для вас и для рейха. Поэтому я не позволю транжирить его, бездельничая по берлинским пивным.

– Мы просто-таки преисполнены ответственности перед рейхом, – иронично заверил его Штубер.

– И почему вы привезли только этого Маньчжура? – сразу же определил он новую диверсионную кличку Курбатова.

– Я уже объяснял ситуацию в специальной радиограмме.

– Да плевать мне на ваши радиограммы, гауптштурмфюрер! Где ваш хваленый Беркут, дьявол меня расстреляй?! Нет, я серьезно спрашиваю: где он до сих пор, черт возьми, шляется?! И главное, почему он до сих пор не во Фридентале?

– Очень сложный вопрос, штурмбаннфюрер.

– Это уже не вопрос, а обвинение, не имеющее никакого оправдания. Мой адъютант Родль умудрился составить на этого чертового Беркута такое досье, что, листая его, я, с одной стороны, восхищаюсь его похождениями, а с другой, начинаю понимать: вас, лично вас, Штубер, давно следует повесить вместе с этим лейтенантом.

– Боюсь, как бы вам не пришлось вешать меня вместо этого лейтенанта, – мрачно заметил барон.

– Прекрасная идея. После этого ритуального повешения половина нашего отдела диверсий спокойно может делать себе харакири.

– В последний раз я случайно столкнулся с Беркутом в Польше. Он был в мундире обер-лейтенанта и, судя по всему, пробирался к себе в Украину после побега из эшелона военнопленных.

– Да, он уже умудрился совершить побег и теперь разгуливает по Польше в мундире полковника Генштаба вермахта?! – как всегда, Скорцени оставался верен своей склонности к преувеличениям.

– Умудрился, что уже установлено совершенно точно.

– Прекрасная комбинация. Тому, по чьей воле этот русский диверсант оказался в банальном вагоне для военнопленных конечно же следует свернуть голову, – еще напористее пророкотал «первый диверсант рейха», и, недовольно покряхтев, Штубер осторожно повертел шеей, словно уже пытался вырваться из рук своего шефа. – Но сам факт интересен.

– Я того же мнения.

– При следующей встрече передайте Беркуту, что мы засчитаем ему этот побег в качестве одного из элементов «выживания диверсанта». И вообще не пора ли нам ввести особый предмет – «побег из-под ареста», в ходе которого могли бы готовить наших выпускников к побегам из эшелонов, из классических тюрем и полицейских участков, и даже из-под расстрела? Одним из инструкторов по этой подготовке как раз и стал бы ваш Беркут. И напрасно вы так скептически ухмыляетесь, барон фон Штубер, – перед нами целая тюремно-диверсионная наука, пока что никем не обобщенная и не проанализированная.

– Никакого скепсиса, – заверил его Штубер. – Наоборот, проникаюсь важностью вашего замысла, Скорцени.