Маньчжурские стрелки

Первое, что пришло в голову Скорцени после знакомства с досье, – использовать Тирбаха в одном из лагерей СС для военнопленных и врагов нации. Но потом решил, что пытаться эксплуатировать его диверсионный опыт на этом поприще совершенно бессмысленно. И вспомнил о группе Штубера «рыцари рейха», в которую гауптштурмфюрер фон Тирбах вполне мог бы вписаться. По крайней мере до тех пор, пока не подвернется что-либо более конкретное или пока не сформируется новая группа князя Курбатова.

Но пока что барону фон Тирбаху предстояло задание особой важности: войти в свиту и в личную охрану лжефюрера.

– Вам конечно же никогда не приходилось встречаться с фюрером? – ошарашил обер-диверсант фон Тирбаха, как только тот предстал перед ним.

– Не приходилось, господин штурмбаннфюрер, – спокойно, с эдакой, достойной уважения русской небрежностью объявил наследный владелец замка «Шварцтирбах». – Аудиенции он меня так до сих пор и не удостоил. Почему-то…

– То есть, по вашим представлениям, должен был бы? – прошелся по нему своей диверсионно-расстрельной улыбкой «самый страшный человек Европы».

– А почему бы ему не поинтересоваться, что представляет собой Советский Союз в наши дни, причем поинтересоваться у германца, который под видом русского прошел эту страну от самых дальних ее окраин?

– Понимаю, вам верилось, что фюрера заранее известили о вашем выходе на диверсионную тропу и он просто дождаться не мог вашего появления в Берлине.

Фон Тирбах четко уловил саркастические интонации в голосе Скорцени, но даже они не очень-то смутили барона.

– Если фюрер все же решит встретиться с таким диверсантом, то я готов уделить ему несколько минут своего времени.

– Кстати, он и в самом деле как-то поинтересовался князем Курбатовым и вами. Но Курбатов – русский, а вы – германец. И это возымело свое влияние на образ мыслей фюрера. Его больше заинтересовал русский казачий офицер, который всегда в диковинку. Несмотря на то, что вы – русский германец.

– Я всегда чувствовал себя просто германцем, – несколько напыщенно объявил фон Тирбах. – И никогда – русским.

И вновь Скорцени отметил, сколь непринужденно держится барон и что его манера говорить по-прежнему остается все такой же снисходительной и небрежной, ни к чему не обязывающей. За этим несомненно скрывался некий особый характер.

– Интересно: находясь в составе русской армии, вы, дьявол меня расстреляй, тоже решались на подобные заявления?

– Во всяком случае, никогда не скрывал своих убеждений. И хотелось бы, чтобы в Германии о моих чисто германских корнях и чисто германской душе знали все.

– Мы уже знаем о них.

– Все, вплоть до фюрера, – разыгралась фантазия фон Тирбаха.

– Вплоть до фюрера, говорите?! – молвил Скорцени, явно не поощряя его стремления.

– В своих прогерманских убеждениях я тверд, как никто иной, родившийся за пределами рейха.

– По правде говоря, Курбатов был о вас того же мнения, – согласился с его утверждением Скорцени.

– Курбатов – истинный русский офицер, еще той, царской закалки.

Скорцени так и не предложил барону кресло, и тот продолжал стоять посреди кабинета. В то время как сам обер-диверсант рейха внимательно рассматривал его, откинувшись на спинку кресла и вытянув ноги так, что из-под стола выглядывали носки уже дня три нечищенных (особой аккуратностью Скорцени никогда не отличался, что, очевидно, объяснялось его сугубо «венгерской наследственностью»)[33] – сапог.

– Он утверждает, что еще там, в Манчжурии, вы проявляли черты нордического характера и насаждали о себе мнение как об истинном арийце. Хотя происхождение ваше по материнской линии, прямо скажем, не может служить образцом для определения чистокровности истинного арийца, дьявол меня расстреляй.

– В таком случае я желал бы, чтобы мне наконец-то показали хотя бы одного чистокровного арийца, – оскорбленно парировал барон. – Особенно когда речь идет о высших чинах рейха. С меня достаточно того, что я – потомок рыцарского рода фон Тирбахов, о древности которого свидетельствуют благородные развалины нашего родового замка «Шварцтирбах».

– Что-что? – приподнялся со своего места Скорцени. – Вы требуете показать вам хотя бы одного чистокровного арийца?!

– Хотя бы. Для начала. Причем уверен, что найти такового будет непросто.

– То есть вы утверждаете, что на самом деле в рейхе уже не осталось чистокровных арийцев? Что их попросту не существует в природе?

Тирбах вновь попытался что-то сказать в свое оправдание, однако Скорцени прервал его потуги таким громоподобным хохотом, который способен был приводить в тихий ужас даже людей, очень близко знавших его и пользовавшихся особым расположением.

От нервного срыва фон Тирбаха спасало только то, что он все еще не освоился в германской реальности. Да, он успел надеть мундир офицера СС, но все еще продолжал чувствовать себя в этой стране, в этой системе нравов, страхов, традиций и прочих атрибутов рейха, человеком случайным. В большинстве случаев он уподоблялся бродячему актеру, волею судеб оказавшемуся в толпе фанатичных паломников, осаждающих так и не понятые и совершенно не воспринятые им святыни.