Маньчжурские стрелки

– Из этого следует, что для начала его можно рассматривать в роли вождя русского военно-эмигрантского союза, способного заменить и Андрея Власова, и Петра Краснова, и потерявшего всякий авторитет генерала Деникина.

– Наконец-то я слышу членораздельную речь.

– Мы должны обратиться к прессе, чтобы превратить диверсанта Курбатова в героя белоказачьего движения, человека, сумевшего пройти тысячи километров советскими тылами. Причем пройти их с боями.

– К тому же после войны русские аристократы в Европе тоже окажутся без своего вождя, – поддержал его Скорцени, делая глоток коньяка.

– Есть, конечно, несколько представителей императорского дома, – вслух размышлял фон Штубер. – Но, во-первых, император Николай II, как известно, добровольно отрекся от престола, что предполагает пресечение правящей династии Романовых; во-вторых, эти наследники трона воинственно соперничают между собой, и, наконец, представители Белого движения и новой, военной, эмиграции монархию в России органически не приемлют.

– Так почему бы им не воспринять в облике вождя полковника князя Курбатова? – вновь задался риторическим вопросом Скорцени.

Они умолкли и вопросительно уставились на Курбатова.

– Весьма польщен, господа, – поднялся тот с рюмкой в руке. – Как бы ни распорядилась мною послевоенная судьба, я останусь верным нашему диверсионному братству.

– Это уже речь, достойная князя Курбатова, – признал Скорцени. – Итак, решено: отныне вы должны видеть себя в роли вождя русской эмиграции в Европе.

– Постараюсь увидеть.

– Это не ответ, – решительно покачал головой обер-диверсант рейха. – Вы обязаны возвести себя в ранг вождя, видеть себя вождем, вести себя с достоинством и властностью вождя. И никаких псалмопений по этому поводу, князь, никаких псалмопений!

Курбатов удивленно взглянул вначале на барона фон Штубера, а затем вновь на обер-диверсанта рейха. В какую-то минуту князю вдруг показалось, что его то ли разыгрывают, то ли грубо провоцируют, пытаясь выведать истинные намерения.

– Не думаю, что решения по этому поводу следует принимать в такой вот беседе, а главное, в таком аллюре.

– У нас все решения принимаются и осуществляются в походном темпе, – спокойно, внушающе, проговорил обер-диверсант рейха. – У нас нет времени на конференции и ассамблеи.

– Не разочаровывайте нас, полковник, – проворчал барон фон Штубер. – Во Фридентале признают только людей решительных, имеющих четкое представление о том, во имя чего они сражаются и к чему стремятся.

– Прошу прощения, господа. Уверен, что я стану вождем русской военной эмиграции в Европе.

– В таком случае за нового, верного рейху вождя русской военно-аристократической эмиграции в Европе, князя Курбатова, – провозгласил Скорцени.

Они опустошили рюмки, наполнили их и вновь опустошили.

– Считаю, что князя не стоит впутывать в наши диверсионные дела на Восточном фронте, – сказал барон, расправляясь со своим бутербродом.

Скорцени задумчиво взглянул на Штубера.

– Заботиться о его возвращении в Маньчжурию тоже смысла не имеет, – произнес он. – В этом китайском захолустье делать ему уже нечего.

– Зато стоит активнее вводить его в русские военные круги Германии.

Скорцени мгновенно истребил оба бутерброда и, запив их очередной рюмкой коньяку, вновь уставился на Курбатова.

– В отношении вас, полковник, план будет таков. Для начала – усиленная физическая и военно-техническая подготовка, с практическими занятиями со специалистами по изысканным манерам и придворному этикету.

– Человечество не придумало ничего более тягостного и нудного, чем эти дисциплины, – сочувственно повертел головой Штубер.

– Не расхолаживайте полковника, Штубер! – прикрикнул на него Скорцени.

– Просто я не завершил свою глубокую мысль. А заключается она в том, что ничего не поделаешь: титул и цель обязывают. Поэтому манерами все равно придется заняться.

– После этого мы отправим вас в Северную Италию, – вновь перехватил инициативу Скорцени, – где вы будете действовать против врагов моего личного друга, дуче Муссолини. Впрочем, дело даже не во врагах дуче. Что-то давненько мы с вами, барон фон Штубер, не интересовались судьбой нашей итальянской протеже, разведывательно-диверсионной княгини Марии-Виктории Сардони.

– Что не делает нам чести, штурмбаннфюрер, и совершенно непростительно, – покаянно склонил голову барон. – Завтра же постараемся связаться с княгиней, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

– На ее вилле «Орнезия», в кругу людей, близких к еще одному нашему другу, князю Боргезе, который занимается сейчас на берегу Лигурийского моря подготовкой германских камикадзе, вы сумеете почувствовать себя человеком европейской аристократической элиты.

– Что очень важно, князь, для той роли, к которой вы отныне будете готовить себя, – уточнил Штубер. – И потом, после многомесячного рейда сибирской тайгой, побывать на вилле «Орнезия»… – мечтательно запрокинул голову Штубер. – Это значит, побывать в совершенно иной жизни, в совершенно ином измерении.

– Не слишком ли мечтательно вы все это произносите, Штубер? – подозрительно покосился на него Скорцени.