– Вполне допускаю, что не существует, – все же не удержался барон, решив идти ва-банк. – Если уж ставится под сомнение чистота крови фон Тирбахов.
– Забавная мысль. Попытаюсь предложить фюреру отобрать для вас наиболее приемлемые экземпляры из числа его ближайшего окружения. Но пока он будет заниматься этим, – вмиг посуровело исполосованное шрамами лицо «первого диверсанта рейха», – советую впредь подобными идеями походно-диверсионную голову свою не забивать. Дабы не потерять ее вместе с идеями.
– Вот этот язык мне вполне понятен, – спокойно признал его правоту фон Тирбах. – Прямо, откровенно, чисто по-германски.
– Тем более что в число этих избранных я тоже не попаду, – окончательно добил его Скорцени. – Родословной не вышел.
– Что было бы несправедливо.
– Однако перейдем к сути операции. Фюрер решил посетить один из самых секретных объектов рейха – подземный город СС, именуемый «Регенвурмлагерем», то есть «лагерем дождевого червя», – счел Скорцени, что тема чистоты арийской расы окружения Гитлера исчерпана. – Вам понятно, что подобные поездки в любое время сопряжены с определенными опасностями?
– Так точно.
– Но особенно сейчас. После того как на фюрера было совершено покушение.
– Было бы странно, если бы его не совершили, – не упустил случая выразить свое личное отношение к этому событию фон Тирбах.
– Своим белогвардейским вольномыслием, барон, вы доведете меня до инфаркта.
– Но ведь оказывается, что в ставку фюрера пропускали офицеров, в портфели которых не удосуживался заглянуть ни один ефрейтор из охраны «Вольфшанце»! Потрясающая безалаберность. Такое впечатление, будто охрану ставки формировали исключительно из русских.
– К счастью, не из них.
– Причем самое удивительное, что ни одного офицера охраны после покушения на фюрера не вздернули.
Скорцени удивленно уставился на барона и решительно передернул подбородком, словно сам только что освободился из петли.
– А ведь действительно ни одного. Я почему-то об этом не задумывался.
– Как такое могло произойти? Если бы подобное покушение совершил один из офицеров советского Генштаба, Сталин бы перевешал всю охрану Кремля или своей служебной дачи.
– Действительно, странно, – признал обер-диверсант рейха.
– Фюреру тоже стоит задуматься над этим.
– Но-но, барон, – насторожился Скорцени. – Только не вздумайте провоцировать его на новую волну репрессий.
– У нас будут другие темы для разговора, – самонадеянно произнес вольномыслящий русский германец.
«А ведь этот парень и в самом деле закончит свой земной путь в газовой камере!» – в своем неподражаемом духе восхитился его воинственностью Скорцени. Как бы там ни было, а чем ближе фон Тирбах подступал к воротам крематория, тем все больше нравился ему.
– Так вот, с нынешнего дня одним русским в этой охране станет больше, – спокойно продолжил он свои мысли вслух. Слова недоумения, которые только что произнес этот легионер, лично он, Скорцени, готов был высказать фюреру еще год назад. Странно, что не высказал.
– Из этого следует, что меня приблизят к фюреру?
– Прежде чем вздернуть.
– Заманчивая перспектива, господин Скорцени.
– Вы назначаетесь личным телохранителем вождя лишь на время его инспекционной и, подчеркиваю, совершенно секретной поездки в подземную «СС-Франконию». При этом вы одновременно будете исполнять также роль офицера связи и адъютанта. Надеюсь, вы понимаете, что это налагает на вас особую ответственность?
– Еще бы! – воскликнул фон Тирбах, на время забыв об этикете. – Но неужели фюрер согласится на это?
– Уже согласился. И запомните: фюрер не боится новых людей, которые вызываются служить ему со всем возможным фанатизмом и службу эту почитают за великую честь.
– Странно. Новые люди, особенно в личной охране, всегда должны вызывать опасение: откуда появились, почему пришли к нему, каково их отношение к нацизму и какова их родословная? Причем особую бдительность следует проявлять сейчас, когда германская армия постепенно начала терять вкус побед.
– Терять «вкус побед», – изобразил некое подобие улыбки Скорцени. – А ведь она и в самом деле стала катастрофически терять его.
– Достаточно взглянуть на карту боевых действий, чтобы убедиться в этом.
– Тем не менее подобных новичков, «людей со стороны», фюрер не опасается. Он видит в них таких же романтиков нацизма, каким в начале своего восхождения был сам, и большинство тех, кто с ним начинал.
– Он прав. Я знал многих членов «Русского фашистского союза», организации, существующей в Маньчжурии. Там действительно есть немало не только сторонников, но и истинных романтиков, и даже фанатиков, арийского движения. Если бы их перебросить сюда, арийское движение Германии получило бы немало свежей крови, силы и энергии.
– Возможно-возможно, – задумчиво проговорил Скорцени. Появление в рейхе свежей славянской крови, в общем-то, его не воодушевляло. – Пока что фюрер опасается тех людей, которые давно служат ему, но, потеряв веру в идеи рейха, вынашивают планы о его свержении и даже убийстве.