– Я? – закричал он. – Ты что, девочка? Девочка моя дорогая! Не захочу? Да я… – От волнения он закашлялся. – Да я от счастья задыхаюсь! От счастья, понимаешь? Я же… – Он замолчал. – Я же думал, что дело во мне. Всю жизнь так думал! Думал и страдал. Считал, я не могу иметь детей, понимаешь? Лиле жизнь сломал. Теперь ты. А ты молодая, красивая! Лучше тебя нет! А тут я. Зачем я тебе? Тебе, самой лучшей? Самой умной и самой красивой? Знаешь, какие мысли были? Не знаешь. Думал – не имею права. Не имею я на тебя никакого права. Ты еще встретишь хорошего человека, молодого и без проблем. Выйдешь замуж, родишь ребенка. А может, двоих.
Пытаясь вставить хоть слово, она прижала к своему лицу его руку.
– Ты лучший, Сережа! И мне другого не надо.
В общем, кончилось все одним сплошным счастьем – вернулись домой, а через час с тренировки пришел Мишка. Увидев зареванную Надию и бледного отца, стал допытываться, что случилось, испугался, что они поссорились – раньше такого не наблюдалось.
Услышав новость, завизжал от восторга:
– Ура, у меня будет сестра! Ну или брат, – смущенно добавил он. – Мне без разницы. Хотя нет, все же лучше сестра!
И был долгий чай, и белое вино, вернее, его остатки. Торжественно водруженной на стол бутылки хватило почти на полный бокал Котову и два глотка Мишке – впервые, но повод серьезный.
А она, его милая, тихо и счастливо смеялась, гладила по руке то Котова, то Мишку, ела конфеты, испуганно повторяя:
– Вот, нате вам, уже началось!
Потом все проголодались, и Котов стал жарить картошку, отгоняя от плиты Надию, а Мишка притащил орфографический словарь и начал выбирать имена.
– Во, Маша! – орал он. – Точно, Мария, Маша! Здорово, правда? Нет, ну послушайте, сколько здесь вариантов, – требовал он. – Маня, Маруся, Машуня. Даже Мура и Муся. Смешно!
Надия и Котов смеялись.
– А если все же брат? – спрашивал Котов. – Или от брата откажешься?
– Парню сами имя выбирайте, – буркнул Мишка. – Как хотите, так и называйте! Но девочка будет Марией! Пап, чего ты смеешься? Я на полном серьезе.
На том и порешили – Маша так Маша.
– Я с Мишкой согласна. Лучше бы девочка, парень у нас уже есть, – перед сном шепнула она.
«А мне все равно, – думал Котов. – Парень, девка… И вообще, неужели все это правда?»
Уснули они в тот день счастливыми. Вернее, уснул Мишка, тут же, без промедления. Уснула и Надия. А Котов не спал.
Вставал, долго пил воду, курил в окно на кухне и думал, думал.
Он все еще был женат на Лиле. Выходит, тянуть нельзя, надо срочно подавать на развод.
Еще пару лет назад он что-то слышал про нее. Сведения были обрывочны и неточны. Вроде бы замужем гражданским браком, живет по-прежнему в своей комнате на Преображенке. Место работы сменила – проверил. Все так, на прежнем месте она уже не работала. И по всему выходило, что надо ехать на Преображенку, ехать и объяснять ситуацию. Вряд ли Лиля будет против развода. Поехать решил в пятницу, в субботу, в выходной, он может ее не застать.
В пятницу после работы Котов поехал на Бухвостова.
Нашел Лилины окна – в ее комнате горел приглушенный свет. «Торшер», – подумал он. Она не любила верхний свет.
Хорошо, что она дома. А с другой стороны, этой встречи Котов почему-то боялся.
В подъезде пахло так же, как и сто лет назад, – кошачьей мочой, жженой газетой, тухлым мусором, вареной капустой, отчаянной бедностью. Грязные, заплеванные, никогда не мытые ступеньки. Стены до середины выкрашены голубой масляной краской, выше – побелка, давно посеревшая, облупленная, исписанная незатейливым матом. Тусклая лампочка, деревянные покорябанные двери. У кого-то орет телевизор, кто-то скандалит, выплевывая страшные, нечеловеческие слова.
«Как она здесь живет? – подумал Котов. – Она всегда так мечтала уехать из этого “рая”».
Наконец третий этаж, знакомая коричневая дверь, подожженный, оплавленный звонок. Котов нажал на кнопку. Тишина – ни шагов, ни движения. А свет горит. Странно. Наконец зашуршали тапочки, щелкнул замок, и дверь открылась. На пороге стоял здоровый, молодой, в белой майке и трениках что-то жующий мужик.
Котов растерялся.
Проглотив кусок, мужик поинтересовался:
– Вам кого?
– Котову Лилию Владимировну, – хрипло ответил Котов. – Она дома?
– Не-а. Нет ее, вашей Лилии Владимировны, не проживает.
– В смысле? – растерялся Котов. – Как это – не проживает?
– Да так. Съехала. Три года, как съехала. Сменялись мы с ней. Я и она. Она ко мне в Балашиху, а я сюда. По взаимному, так сказать, интересу!
– Простите, – кашлянул Котов, – а какой может быть интерес съезжать из Москвы в Подмосковье?
Мужику явно надоел разговор. Он раздраженно ответил:
– А я почем знаю? Выходит, что был. Воздух там, тишина… И комната больше. Ее, к примеру, четырнадцать квадратов, а моя целых шестнадцать. Да и вообще, – помолчав, продолжил мужик: – Были причины. Доплатили мы ей. Что непонятного?
– Да нет, все понятно, – ответил окончательно сникший Котов. – Ну а адрес ее вы мне дадите? В этой вашей Балашихе?
– А кто вы ей будете? – спохватился мужик.
– Старый знакомый. У меня к ней важное дело, понимаете? И вы мне очень поможете, если дадите ее адрес.