Маньяк и тайна древнего русского клада

Марго повернула свою голову как можно дальше в правую сторону, выбрав направление, противоположное от хозяина помещения, и в тот же момент испытала какой-то совсем необыкновенный, просто нечеловеческий, ужас: во-первых, она поняла, что лежит на железной кушетке, больше напоминающей хирургический стол, весь пропитанный уже давно высохшей кровью; кроме же того, ее взору представилась жуткая, чудовищная картина, «кошмарящая» до самой глубины костного мозга одним только своим ни с чем не сравнимым видом. Огромным усилием воли, а скорее, может быть даже страхом, выразившимся в спазме, сковавшим все ее тело, пленница смогла подавить в себе просившийся из нее крик, так как то, что представилось ее возбужденному взгляду, поистине было просто ужасно: широко раскрытыми, наполненными слезами глазами прямо перед собой она наблюдала торчащие из пола металлические штыри, сверху увенчанные де́вичьими, разлагающимися уже головами, насаженными на еще один человеческий орган, нижней частью сердечной мышцы выделявшийся из-под шейных участков… и здесь не обошлось без мерзких опарышей, с методичностью поедавших полусгнившую плоть. Трясясь всем своим телом, Поцелуева попробовала слегка пошевелиться и тут же поняла, что прочно прикована к своему – как она теперь уже нисколько не сомневалась – последнему ложу.

Что же это было за место и каким образом она здесь очутилась? Этой, по сути, смелой и отчаянной девушке, бывавшей в своей недолгой, но насыщенной жизни во всяческих переделках, было совершенно неведомо, что она уже давно стала объектом пристального внимания одного, очень странного и подозрительно ведущего себя типа; обладая невероятной способностью – не привлекать к себе людского внимания, он всего за несколько дней умудрился распознать все ее привычки и образ жизни. Долгое время у него не получалось «встретить ее на узенькой и темной дорожке», потому что она предпочитала принимать клиентов в своих, чем-то скромных, а скорее, «увеселительных», съемных апартаментах, ему же, чтобы удовлетворить алчущую женского тела сущность, приходилось довольствоваться более мелкими «труженицами» одной из самых древнейших профессий. В обычное время ужасный незнакомец чурался людных мест, светлого времени суток и случайных прохожих, однако все-таки смог выследить приглянувшуюся ему девицу и встретил ее на вполне обычном маршруте, используемом Поцелуевой для сокращения пути, простирающемуся до дома. Обычно преодоление этого расстояния занимало у нее не более получаса, но сегодня – по известным причинам – он чересчур затянулся; пока же она боролась с полицейским произволом и играла в «догонялки» с Копылиным, возле ее дома происходили странные, не совсем обычные, вещи.

В соседнем подъезде проживал мужичок небольшого «ростика» и хлипкого телосложения, слывший среди остальных жителей хроническим алкоголиком. Мерев Александр Игоревич – так звали этого завсегдатая питейных компаний, во множестве имевшихся на «Рабочем поселке» – недавно достиг сорокадвухлетнего возраста, но в душе он все еще считал себя восемнадцатилетним юнцом и проводил свое время в праздности и гуляниях. Этой ночью, около половины второго, он, изрядно набравшись, возвращался с очередного своего нескончаемого веселья. Несмотря на свою огромною тягу к спиртным напиткам, он все-таки каким-то непостижимым образом умудрялся следить за своим внешним видом и выглядел вполне респектабельно; Мерев считал для себя просто необходимым – каждое утро гладко выбривать кожу своих щек, что делалось независимо от того состояния, в каком он изволил явиться спать накануне; также мужчина отличался густыми, широко разросшимися усами и аккуратной, зачесанной набок, прической; всегда отутюженные черные брюки, полосатый утепленный серый пиджак, одетый на бело-голубую тельняшку, и не отличавшиеся новизной, но довольно прочные туфли – все эти носимые предметы довершали общий облик этого необязательного и праздного человека.