Санек – подобное имя укоренилось за ним еще с юного возраста – зарабатывал на жизнь игрой в карты, где, к слову сказать, ему попросту не было равных; он так ловко обыгрывал даже заядлых картежников, что снискал себе славу непревзойденного игрока, и в Иванове за карточный стол с ним практически никто не садился; однако, когда подпольные игорные заведения посещал кто-нибудь из приезжих, тут Мерев был просто незаменимым: обладая такой необычной способностью, он еще в «девяностых» был замечен «высокопоставленными» представителями криминального мира и, состоя у преступных боссов на постоянной «зарплате», подсаживался ими к новоявленным «недотепам-клиентам» всякий раз, когда появлялась возможность «раскошелить» какого-нибудь заезжего и увлекающегося покером обладателя чрезвычайно толстого и «манящего» кошелька. Своей непомерной тягой к выпивке он только больше усыплял бдительность выбранной жертвы, но вместе с тем игру свою всегда проводил безотказно; как бы он не напивался, его блеф и сопутствующий выигрышам расклад не вызывали никаких нареканий, и в карманы криминальных авторитетов перекочевывали значительные суммы проигравшихся так именуемых «толстосумов».
Сегодня был как раз один из таких дней, когда Александр Игоревич, изрядно накачав свой организм алкоголем, смог обогатить своих «благодетелей» довольно немалым выигрышем и теперь, наполнившись чувством исполненного им долга, он, насвистывая незамысловатую песенку, пошатывающейся походкой приближался к искомому месту жительства; в руке он держал неизменную банку с алкогольным коктейлем и изредка потягивал из нее прохладный напиток; мужчина и так был уже изрядно пьян, но тем не менее делал это уже, скорее, в силу некой привычки, по большому счету только немного смачивая свои губы, чем имея желание еще больше напиться.
Ивановские закоулки славятся своими темными подворотнями, и это было в том числе одно из таких мест, где не горело практически ни единого уличного фонарика: располагался многоквартирный дом в стороне от проезжей части, и в сколько-нибудь приемлемом освещении руководство города в этой местности особой необходимости явно не видело. Между тем это, для обычного обывателя несколько удручающее обстоятельство, совершенно никак не отражалось на приподнятом настроении изрядно подвыпившего мужчины; он был абсолютно уверен, что его здесь – как в прямом, так и в переносном смысле – знала каждая псина, и вряд ли бы кому-нибудь пришла в голову мысль связываться с человеком настолько приближенным к авторитетным людям, заправляющим всем ивановским криминальным миром. Поэтому он и шел привычном дорогой, находясь в удовлетворенном состоянии и поддавшись безмятежному настроению.
Внезапно! Уже возле самого подъезда, перед ним возникла довольно внушительная фигура одетого во все черное человека; нельзя было разглядеть ничего, в том числе и его лица, что легко оправдывалось и довольно поздним временем суток, и небольшой повязкой, скрывающей черты физиономии, из под которой, однако, выбивалось наружу какое-то пугающее копошащееся свечение. Если бы Санек был пугливым, да еще и в этот момент абсолютно трезвым, то он, возможно бы, даже и испугался, но, подогретый изнутри алкоголем и являясь типичным представителем рискового дела, не придал этому непонятному обстоятельству совершенно никакого осознанного значения. Полупьяный мужчина от неожиданности только тревожно икнул, тем не менее смог взять себя в руки и с нескрываемым интересом тут же спросил:
– Ты кто такой, «…твою мать»? И чего по ночам здесь шляешься – только честных прохожих пугаешь?
Здесь его, очевидно, осенила какая-то здравая мысль, показавшаяся ему в сложившейся ситуации наиболее верной, и он, непринужденно хлопнув себя ладонью по лбу, удрученно воскликнул:
– Вот я дурак! Ты, наверное, выпить хочешь – вот и «блондишься» по округе в поисках опохмелки? На вот, хлебни из моей банки, а если вдруг будет мало, то пойдем ко мне в гости: дома у меня еще припасено немного выпивки, но это так – на крайний пожарный случай.
Несмотря на непроглядную темень, Мерев весело подмигнул, словно бы рассчитывая, что незнакомец обязательно оценит расположение к себе нового «друга» и несказанно обрадуется его гостеприимному добродушию. Тот же продолжал молчать, ничем не выражая к одинокому ночному путнику какого-либо своего отношения, тем не менее – также не произнося ни единого слова – взял протянутую ему банку алкогольного энергетика и отошел с дороги чуть в сторону, давая возможность полупьяному мужчине следовать дальше; прохожий воспринял этот знак, как абсолютное согласие с его предложением, и, обойдя этого огромного верзилу чуть стороной, полу-шаткой походкой двинулся к своему подъезду, при этом пустившись в беспечные рассуждения: