Маньяк и тайна древнего русского клада

Он оборудовал все внутреннее убранство только одному ему ведомым образом: прямо здесь же, справа при входе, имелся немассивный жесткий топчан, предназначенный для отдыха этого некого подобия человеческой расы и устланный сверху лишь овчиной шкурой, вероятно служившей в качестве одеяла; сбоку от него перпендикулярно был установлен небольшой самодельный деревянный стол, над которым в стену было вмонтировано маленькое, еле заметное, зеркальце; в качестве освещения использовалась масляная лампада, стоявшая на ровной поверхности и неприятно коптившая удручающим запахом (именно там сейчас и находился ужасный хозяин всего этого кошмарного помещения, колдовавший над своим лицом, занимаясь несложной, но для обычного человека очень болезненной операцией); прямо по центру был установлен хирургический, операционный, стол, где теперь возлежала некогда высокомерная и самоуверенная красотка, прочно привязанная за руки и за ноги кожаными ремнями и наполнившаяся невероятным, неизведанным ужасом. Да, ужасно сказать, но в настоящем случае положение ее представлялось довольно плачевным, и лишним подтверждением этому было лицезрение нескольких разлагающихся (когда-то, несомненно, прекрасных!) девичьих голов и одной – мужской, захваченной нынешней ночью и еще не успевшей подвергнутся жуткому, могильному, тлену, хотя, как и на все остальные, необычные и пугающие, трофеи, на эту голову были запущены отвратительные опарыши… вероятнее всего, таким ужасным образом маньяк и обеспечивал их ненасытные утробы самым что ни наесть сытным питанием.

Маргарита лежала ни жива ни мертва, не в силах пошевелить ни единым мускулом: настолько ее тело сковало всеобъемлющим страхом. Где-то, на подсознательном уровне, что-то ей подсказывало, что если она станет привлекать к себе как можно меньше внимания, то, возможно, это отвратительное чудовище ее не заметит и не станет причинять ей мучительных и жестоких страданий – а в том, что ей непременно придется испытывать нечеловеческие страдания, Поцелуева уже нисколько не сомневалась – но в то же время она была готова выполнить любое пожелание этого проклятого человека-монстра и пуститься на любые унижения, лишь бы только живой выйти из этого логова, а уж там она что-нибудь обязательно придумает и решит – как же изощрение насладиться безжалостной местью.

Такими рассуждениями были наполнены мысли отчаявшейся красавицы, которая постепенно стала замечать, что ее туловище колотит неприятная нервная дрожь, заставляющая ходить ходуном и слегка поскрипывать хирургический стол, жестко вмонтированный в неровный бетонный пол и используемый, как она уже нисколько не сомневалась, в качестве ее последнего ложа. Эти необычные звуки привлекли внимание в том числе и необычного незнакомца, что отчетливо угадывалось по его слегка напрягшемуся корпусу и на несколько секунд застывшим движениям; однако длилось это недолго, видимо, соседство с отвратительными и ужасающими предметами все же внесло свою лепту в формирование его восприятия и он научился в точности распознавать слышавшиеся звуки, даже не подвергая их изучению взглядом; по его же удовлетворенному кивку головой плененная проститутка смогла понять, что возвращение к ней сознания не прошло незамеченным.

Маньяк между тем продолжил скрупулезно зашивать поврежденную часть лица, протыкая иголкой кожу и водя ею планомерно – то верх то вниз. Вид, открывавшийся с противоположной стороны, был намного ужаснее, и Маргарита предпочла сконцентрировать свое внимание на этом, пусть и не совсем обычном, занятии. Продолжая дрожать всем своим телом, связанная путана с нестерпимой тоской наблюдала за неторопливыми и уверенными движениями омерзительной личности, отдаленно напоминающей некое подобие человеческой расы; правда, на этот раз он не выглядел таким уж впечатляюще ужасным, но его плотно прилегающая к телу змеиная кожа и полу-мрачное помещение, где в непосредственной близости соседствовали отделенные от туловищ головы и человеческие сердца, нагоняли на страдалицу такой ни с чем не сравнимой жути, что назвать в своих мыслях этого мерзкого человека как-нибудь по-другому – на это у нее просто язык бы не повернулся. Чтобы хоть как-то унять свои нестерпимые страхи, девушка стала пытаться разглядеть лицо своего будущего мучителя, наивно предполагая, что если она будет знать, как он выглядит, то сможет найти разгадку такого его неуемного внимания к своей – что там греха таить! – совсем нескромной особе и попробует вымолить себе пощады, а заодно и прощения, если, конечно, она в чем-нибудь провинилась, а попросту не стала заложницей повышенного маниакального интереса помутившегося рассудком до последней крайности извращенного типа.