Маньяк и тайна древнего русского клада

Невзирая на то, что хозяин этого убого мрачного помещения хотя и не показывал никакой внешней заинтересованности, но тем не менее не вызывало сомнений, что в своем извращенном мозгу он вынашивает на эту девушку совершенно определенные планы; психопат, как его уже про себя неумышленно называла прикованная к пыточному столу пленница, простояв минут пять, может быть шесть, двинулся по кругу хирургического стола, очевидно желая внимательно рассмотреть свою жертву со всех имевшихся ракурсов и запечатлеть ею еще не полностью истерзанное состояние в своем, несомненно нездоровом, мозгу, хотя… если судить с этой точки зрения, то к тому моменту Елисеева была уже изрядно измучена, и все ее тело покрывалось страшными синяками, ссадинами и гематомами, частично полопавшимися и сочившимися неприятно пахнущей кровью – и это! – еще не говоря о некогда одном из самых очаровательных личике, где на данный момент практически не осталось живого места: губы были разбиты и кровоточили, сломанный нос скособочен, а кожа была по всей площади припухшей и подлита синюшной окраской. В общем, если сравнить их внешние данные, то девушка своим видом мало чем отличалась от своего будущего мучителя – мерзкого, похожего на тленного мертвеца, незнакомца.

Видимо, монстр рассчитывал получить для своих истязаний нечто другое, потому что даже по его, вроде бы в основном беспристрастному, взгляду пробежала легкая тень отчуждения, больше напоминавшая несбывшиеся надежды; неприятно зарычав, он, достигнув своего первоначального места, с которого и начал свой неоднозначный и непонятный обход, помотал из стороны в сторону головой и, приблизив к своей отвратительной физиономии правую руку, стал отдирать от него опарышей прямо так, казалось бы, вместе с отвратительной кожей; по крайней мере, об этом подумалось натерпевшейся боли и страха Наташе, смотревшей на все это сквозь узкие щелочки подплывших гематомами глаз и уже достаточно неадекватно оценивающей происходящие возле нее события.

Тем временем отвратительная, омерзительная часть физиономии маньяка отделялась все больше, неприятно чмокая и оттягиваясь многочисленными тоненькими перемычками специального бутафорского клея; постепенно из-под маски – а здесь любой бы уже смог догадаться, что весь этот видимый ужас являлся отвратной личиной, ловко подогнанной и наполненной одной лишь иллюзией, – показалось очень приятное и молодое лицо человека, едва ли достигшего двадцатилетнего возраста, – но что поразительно?! – в его очертаниях что-то показалось Елисеевой настолько знакомым, что она невольно заострила на нем больные глаза, затуманенные болью и наполненные самопроизвольно струящимися наружу слезами; однако тонкая пленка, не переставая застилавшая взор, не допускала возможности сконцентрировать «резкость» и позволяла видеть лишь основные черты и общие формы.

Незнакомец в свою очередь отошел к столу, откуда распространялся свет от мерцающей лампы, тускло освещающей это почти могильное помещение, бережно положил на него своей ужасающий облик и, резким движением развернувшись обратно, словно голодный обезумевший зверь кинулся на беззащитную жертву; в один прыжок оказавшись возле стола, он обхватил его своими ладонями, расположив их так, чтобы они оказались с обеих сторон от девушки, после чего задрал назад свою голову, одновременно широко раскрывая рот и капая с белоснежных зубов многочисленными слюнями; он застыл в таком положении не больше чем на секунду и в этот момент был похож на давно изголодавшегося хищного зверя, волею судеб наконец-то оказавшегося с долгожданной добычей.

Даже несмотря на отсутствие маски, вид его был просто ужасен! Любая другая – окажись сейчас на месте Наташи – в эту жуткую минуту зажмурила бы глаза, но эта девушка, прошедшая сложную школу детского дома и привыкшая стойко переносить любые невзгоды, решила ни в коем случае не показывать своей слабости и с гордостью встретить конец, тем более что все равно – пусть она и отважилась бы на какой-нибудь трусливый поступок – на пощаду и в этом случае ей рассчитывать явно бы не пришлось.

Маньяк-убийца между тем мотнул из сторону в сторону головой, верхней своей частью скрывающейся за гладкой змеиной кожей облаченного на все его тело костюма, делая это так, словно животное после купания стряхивает с себя прилипшую влагу, после чего неестественно громко щелкнув зубами и снова разинув свою, без преувеличения сказать, огромную «пасть», резко согнул в пояснице корпус и приблизил изрыгающие слюной челюсти к лежащей на кушетке жертве, молча трясущейся от ужаса, так и продолжавшей стараться не показывать охватившего ее страха.