Манящая корона

Второй маг зажал рот ладонью: видимо, чтобы неосторожно не нарушить запрет графа. Но глаза его говорили о многом. Он хотел жить, страстно, беспредельно, – даже здесь. Сгнивая заживо. Лишь бы жить.

Граф, дождавшись конца страстного монолога, медленно поднялся с табурета.

Так, наступил самый подходящий момент. Оба готовы расстаться с жизнью: один с затаенной надеждой, второй – с ужасом. А вместо этого…

– Ты храбр, как я погляжу! Вообще-то и не такого храбреца можно сломать, но у меня на тебя другие виды. Как, по-твоему, зачем я сюда спустился – просто посмотреть на ваши грязные рожи?

– Если бы нам давали побольше воды, они не были бы такими грязными, – огрызнулся Хинес, но в его голосе отчетливо различались и нотки сомнения. В самом деле, зачем мерзкий толстяк приперся сюда?

– Дадут, обещаю. Много. Прямо сейчас. Причем горячей. И даже… – тут Леман, понизив голос, как будто кто-то мог их подслушать, добавил: – Даже мыла дадут. Из моих личных запасов. Слово дворянина.

Узники не мигая уставились на него так, будто им явилось привидение.

* * *

Участок стены, заросший плотным серо-зеленым лишайником, он приметил еще в тот раз, когда шел к воротам усадьбы Хольга, наряженный в костюм бродячего акробата. Тогда же обратил внимание на высокое крепкое дерево с раскидистыми ветвями, одна из которых очень кстати нависала над стеной, почти в этом же месте…

В их ремесле мелочей не бывает: так учил Барон.

Пятно лишайника послужит ориентиром, а ветвь – мостом. Само же дерево, если не удастся подыскать лучшее, вполне может стать наблюдательным пунктом и укрытием одновременно.

Правда, в кромешной ночной тьме, да еще когда ползешь, припав к земле, едва ли разглядишь лишайник, тут зрение не поможет. Но боги мудры: кроме зрения, они даровали людям и другие чувства. В том числе осязание. Даже в полной темноте можно без труда отличить на ощупь гладкий камень от камня, покрытого лишайником.

Абсолютно бесшумно, медленными и строго рассчитанными движениями он распустил узловатую веревку, окрученную вокруг пояса, и извлек из-за пазухи трехпалую «кошку» – железный якорь, обмотанный тряпками. На ощупь, вслепую, нашел кольцо, просунул туда кончик веревки и, вытянув нужный отрезок, обернул и накрепко стянул простым, но очень надежным узлом. Потом поднял голову.

Его глаза, давно привыкшие к ночной тьме, различили, хоть и не сразу, нависшую над стеной ветку.

Теперь предстояло самое трудное: бесшумно раскрутить и точно забросить «кошку», чтобы она не коснулась, упаси боги, ни каменной стены, ни колючей проволоки. Точнее, это можно назвать самым трудным, пока он еще на внешней стороне усадьбы…

Если ему удастся перебраться через стену и попасть на внутреннюю сторону, то все, что он уже сделал, покажется легкой разминкой перед основным выступлением.

* * *

Человек в маске отчаянно пытался унять нервную дрожь.

Он видел, что женщина тоже испугана, но пока еще сохраняет самообладание. Если же она, не приведи боги, инстинктивно почувствует его страх, то наверняка забудет про строжайший приказ держать язык за зубами и заговорит. Или, того хуже, завизжит, заплачет, забьется в истерике. Это будет слишком тяжело вынести, ведь он сделан не из железа, у него тоже есть сердце и нервы. Пока она молчит, ее не так жалко.

К счастью, долгожданная и проклятая дверь уже показалась в конце прохода. Если бы у женщины не были плотно завязаны глаза, она бы ее тоже увидела…

* * *

Правитель Ригун, услышав приближающиеся шаги, инстинктивно подался вперед.

Он весь дрожал от охватившего его желания. В голове мелькнула даже смущенная мысль: пристало ли зрелому мужу вести себя так, словно он помолодел на добрых два десятка лет? Хотя, с другой стороны, нигде не сказано, что глава государства не имеет права на маленькие человеческие радости!

* * *

«Кошка» опустилась с идеальной точностью именно туда, куда нужно, но увы, не бесшумно. Хоть и обмотанная тряпьем, она все-таки что-то весила, поэтому упала на ветку с глухим стуком.

Звук был совсем слабым, едва различимым, но напряженному, как перетянутая струна, Трюкачу показалось, что прямо над ним кто-то ударил пестиком в сигнальный гонг. Он вжался в землю, инстинктивно закрыв голову руками. И далеко не сразу понял, что громкий звук ему просто померещился и потому его жизни еще не суждено оборваться.

Трюкач, стряхнув оцепенение, приподнялся и нащупал свисавшую с дерева узловатую веревку.

* * *

Эрга обладала достаточным опытом, чтобы даже с повязкой на глазах быстро и безошибочно определить: клиент, в постели которого она оказалась, был уже не первой молодости, но еще полным сил. Его торс, довольно крепкий и мускулистый, не имел ни малейших признаков юношеской тонкокостной угловатости, немного «расплылся», как сплошь и рядом бывает с мужчинами средних лет.

И его руки скользили по ее телу уверенно, без лишней бестолковой и неловкой суеты, свойственной тем неопытным юношам, которым она давала первые уроки любви. Пожалуй, слишком уверенно, даже грубовато, но ведь она, в конце концов, не жена ему и не постоянная подружка, чтобы рассчитывать на нежности…