Отец Нор, застыв на пороге своей комнаты, дрожа и непрерывно осеняя себя крестным знамением, слушал, как распростертый на полу человечек снова и снова клялся в том, что в точности исполнял господскую волю, глаз не спуская со спящего ребенка. Но когда злодеи вошли в усадьбу и он увидел зарево пожара, проклятая человеческая натура взяла верх, у него скрутило живот с перепугу, он же человек миролюбивый, покладистый, никогда никакого оружия в руках не держал, кроме ножичка для очинки перьев, как и докладывал его сиятельству…
– Убери руки, мерзавец! – нечеловеческим голосом взревел Хольг, тщетно пытаясь высвободить сапог, в который секретарь вцепился мертвой хваткой утопающего.
Даже у священника волосы чуть не встали дыбом от ужаса. Клацая зубами, отец Нор с трудом разбирал смысл слов секретаря, продолжавшего удерживать господина за ноги: мол, срочно понадобилось отлучиться… да, конечно, он помнил приказ его сиятельства, но терпеть не было никакой возможности… а осквернять ночной горшок графского наследника было просто немыслимо, это же посягательство на все устои Империи… выскочил на минутку, не больше, ребенок крепко спал… кто же мог предвидеть, что он именно тогда проснется, увидит зарево, выглянет в окно и убежит! И куда смотрели слуги, как допустили, чтобы мальчик вышел из дома?! Этих негодяев, подлецов, олухов безмозглых нужно…
Какой кары, по мнению Робера, заслуживали бестолковые и нерадивые слуги, священнику узнать не довелось: два человека – дворецкий Ральф и какой-то стражник – все-таки сумели оторвать секретаря от господина, и Хольг, высвободив ногу, носком сапога ударил рыдающего человечка прямо в трясущийся рот. Почти без замаха, но очень сильно, судя по жалобному скулящему визгу и потекшей крови.
– Чтоб духу твоего здесь не было! – зарычал граф, испепеляя секретаря яростным взглядом. – Вон из усадьбы! Сию же минуту! И будь счастлив, что сохранил голову, идиот!
Он быстро двинулся дальше по коридору, сопровождаемый грузно топающими стражниками. Поравнявшись со священником, внезапно остановился, круто повернулся к нему, так что отец Нор от неожиданности и испуга чуть не прилип спиной к дверному косяку:
– Ваше…
– Молитесь, святой отец! Молитесь без устали, просите богов, чтобы с моим сыном ничего не случилось! Я озолочу и вас, и ваш храм!
– Слушаюсь… ваше сиятельство… – кое-как пролепетал священник, не решаясь отвести взгляд от безумных, обжигающих глаз графа.
– Начинайте сейчас же, не теряйте времени! – проревел Хольг, срываясь с места.
– Да-да, конечно… Слушаюсь… Сию минуту… то есть секунду… О бог-отец и бог-сын, осененные святым духом… – Пятясь на подгибающихся ногах, священник переступил порог своей комнаты и торопливо, дрожащими руками захлопнул дверь.
О своем тогдашнем страхе жене лучше не писать, незачем волновать ее. Она и так весьма впечатлительная.
«Поэтому могу лишь повторить: наберись терпения и уповай на лучшее».
На лучшее… Сердце отца Нора снова учащенно забилось, точь-в-точь как от разговора с дворецким, случившегося на следующее же утро после той незабываемой ночи:
– Я охотно и со всем усердием молюсь о здравии молодого графа, боги тому свидетели! – обратился он к Ральфу, улучив удобную минуту. – Но не считаете ли вы, что было бы куда проще и естественнее, если бы его сиятельство поручил это своему духовнику?
Дворецкий вздрогнул, и по его лицу пробежала тень, что изрядно озадачило отца Нора.
– У господина графа нет духовника, – ответил Ральф с заметным напряжением в голосе. – То есть, конечно, раньше был, но уже год, как… Ну, в общем… – дворецкий замялся, с досадой глядя на священника. – Простите, святой отец, я очень спешу, как-нибудь в другой раз…
И он торопливо направился прочь, оставив священника в полном недоумении, смешанном со жгучим, растравленным любопытством. Чтобы у дворянина высшего ранга не было личного исповедника?! Просто невероятно, неслыханно! Ведь Хольг – истинно верующий, в этом можно не сомневаться…. Может, духовник умер или так тяжело заболел, что не в состоянии исполнять свои обязанности? Но, со слов дворецкого, прошел целый год, неужели граф за столько времени не удосужился…
Отец Нор затрепетал от возбужденного волнения, как гончая, идущая по следу. У графа, члена Тайного Совета, просто-напросто должен быть духовник! По-другому и быть не может. Так почему бы…
Священник боязливо оглянулся, будто кто-то мог подслушать его сокровенные мысли. Строго говоря, это грех гордыни… Но с другой стороны, разве не святой долг любого служителя церкви заботиться о бессмертных душах собратьев по вере? Сколько добрых дел он сможет совершить, будучи рядом с графом, воздействуя на него словом божьим, смягчая его необузданную натуру и отвращая – по мере сил, конечно! – от дурных поступков. А уж какая польза от этого будет семье, ведь у него дети, их надо кормить, одевать… Да и жене, как любой женщине, было бы приятно получить обновки.