– Как отвернулись, так и снова повернутся! – с неестественной веселостью отозвалась она, управившись со всеми крючками и завязками. – Ну-ка, постарайся, чуток приподнимись…О боги, снова рвется, а ведь платье-то хорошее было, одной материи, небось, на пяток серебряных таларов… Не горюй, зашью, залатаю, еще послужит!
– Не… послужит… Я умираю.
Служанка застыла, невольно охнув и прижав к груди рваное платье, только что снятое с незнакомки.
– Оглохла, мерзавка?! – раздался злобный визгливый оклик. – Да я тебя…
Эйрис медленно повернулась к хозяйке, и та, испуганно вжавшись в спинку кресла-качалки, поперхнулась на полуслове.
– Не ты меня, а я тебя, зараза, своими руками придушу, если еще разок откроешь пасть! – страшным свистящим шепотом произнесла служанка. – И плевать, что мне на этом свете голову снимут, а на том придется гореть в геенне огненной! Поняла?!
– А-аа-оооо….
Госпожа Мелона, стуча зубами, издала какой-то невнятный, стонущий всхлип.
– Похоже, поняла, – точно таким же шепотом добавила Эйрис. – Вот и славненько!
Она снова повернулась к женщине, бессильно распростертой на кровати.
– Ах ты, глупышка! Чего придумала – умирать собралась! Отлежишься, подкормим тебя – вон какая худющая, кожа да кости… Прямо живой скелет, простите, святые угодники… Сейчас оботру, грязь смою – сразу лучше будет! – бормотала служанка, стараясь сдержать слезы и инстинктивно подмечая, что у женщины тонкие и изящные кисти рук и ступни, а белье, хоть и заношенное до неприличия, было пошито явно для благородной дамы – простолюдинки таким не пользуются. Да и сбитые, рваные башмачки, которые она только что сняла с нее, когда-то, в лучшие времена, стоили немало… Что все это значит, святые угодники?! Бедностью ныне в Империи никого не удивишь, но даже вконец разорившиеся дворянки не доводят себя до такого состояния. В крайнем случае находят приют в монастыре или идут в приживалки к более благополучным родственникам…
– О-оох!.. – с изумлением и испугом, не сдержавшись, выдохнула она, отпрянув от женщины, как от зачумленной.
– Вот, я принес! – раздался голос отца Дика, и обливающийся потом толстяк шумно брякнул об пол деревянное ведро, полное воды, а чуть погодя – плетеный короб, видимо, с вещами неизвестной. – Что такое, дочь моя? У тебя такой вид, будто ты увидела ядовитую змею!
– Боюсь!.. – завизжала госпожа Мелона, позабыв от страха угрозу служанки. – Где змея?! Какая змея?! Откуда здесь змея?! Караул, спасайте…
Эйрис резко обернулась к священнику (хозяйка, неверно истолковавшая ее движение, тут же запнулась, зажав рот ладонями) и трясущейся рукой указала на то, что считаные мгновения назад открылось ее взору.
Святой отец, осторожно приблизившись к кровати, посмотрел туда же и, побледнев, осенил себя крестным знамением:
– Да смилуются над нами боги! Это эсанка!..
В трактире «Золотой барашек» яблоку негде было упасть. Туда набились не только постоянные клиенты, но и их родственники и приятели, а также случайные прохожие, привлеченные громовым ревом: «Да здравствует Хольг! Слава Хольгу!», который разносился далеко вокруг. Духота стояла невообразимая; тепло, струившееся от потных, распаренных до красноты тел, смешивалось с чадящим жаром от кухонных плит, и спертый влажный воздух буквально застревал в груди.
Самые нестойкие, чувствуя, что вот-вот лишатся сознания, время от времени протискивались наружу, чтобы хоть немного перевести дух и прийти в себя. К каждому освободившемуся месту тут же устремлялось несколько желающих, вспыхивала яростная перепалка, но дальше пары подбитых глаз и расквашенных носов пока еще не доходило. И снова от оглушающего многоголосого вопля: «Да здравствует Хольг!» дребезжали плохо протертые окна и тряслась паутина в углах потолка…
Точно такое же зрелище можно было увидеть в любом другом трактире Кольруда.
Имя храброго и умного графа, в одночасье уничтожившего целую шайку разбойников, уже три дня было у всех на устах. Горожане ликовали, превозносили до небес решительность и прозорливость Хольга, огорчались при мысли, что подлые злодеи отделались легкой смертью, – «Истыкали стрелами – всего-то! Их бы, демонских отродий, помучить как следует, раздробить все косточки, вытянуть жилы… ну да ладно, не все сразу!» – и изумленно крутили головами, обсуждая поступок сына графа. (Тут мнения разделились: одни считали, что малыш – настоящий герой, другие до хрипоты утверждали, что такое «геройство» заслуживает хорошего ремня). Все дружно восторгались мужеством и преданностью нового начальника графской стражи, чудом успевшего отвести от ребенка неминуемую гибель, и искренне жалели, что малыш от пережитого потрясения заболел нервной горячкой и до сих пор мечется в бреду, а бедняга Гумар получил такую тяжелую рану, что неизвестно, сумеет ли выжить.
Трактирщики, валившиеся с ног от усталости, благословляли графа не только за уничтожение опасной шайки, но и за резкий приток посетителей. В неполные три дня они заработали больше, чем за иные две недели.