Марь

— Почему?! Потому что это мука, Стефания, видеть, как по твоей воле и прихоти страдает тот, кого ты любишь больше жизни! Больно ему возвращаться ко мне. Так больно, что мне проще самой умереть, чем его воскрешать. Я бы и тогда не посмела, но испугалась за вас с Катей. Когда он такой… когда он угарник, нет в нем ни чувств, ни воспоминаний. Дикий зверь он. Дикий, голодный и беспощадный. — Баба Марфа покачала головой, а потом продолжила: — Да и зачем ему видеть меня такой? Старой и безобразной. Так я думала, Стефания. А оказалось… — Она отвернулась, наверное, чтобы Стеша не видела ее слез. — Оказалось, видит он меня прежней Машей, молодой и красивой. И сама я чувствую себя той, прежней. Вот такой она нам сделала подарок. Только плата за него страшная.

— А Анюта? — спросила Стеша, тоже украдкой вытирая слезинку. — Что стало с ней?

— Что стало? — Баба Марфа посмотрела на нее совершенно сухими, сощуренными глазами. — А то и стало. Потеряла себя моя любимая младшая сестра. У меня, когда я с болота вернулась, желание было только одно — умереть. Но такой милости Марь меня лишила. Хотя обустроить новую жизнь как-никак помогла. Жить я осталась в доме у Змеиной заводи. Теперь это был мой дом. Нянюшка переехала ко мне, первое время присматривала за мной. Наверное, боялась, что я попытаюсь руки на себя наложить. Я бы, может, так и сделала, если бы не ребенок. Наша с Гордеем дочка меня на этом свете удержала. Больше ни у кого не получилось бы. Родилась она тут, на болоте. Крепенькая, красивая, на отца очень похожая. Вот и появился у меня смысл жить дальше. Молодая я тогда была, Стефания. Молодая и глупая. Захотела ему… мужу своему, девочку нашу показать. Это второй раз был, когда я решилась. Подумала, что радость все муки затмит.

Баба Марфа надолго замолчала. Стеша тоже молчала, не перебивала. Боль своей бабушки она теперь чувствовала как собственную.

— Дочка еще совсем маленькая была, когда я на это решилась. Как наступила темнота, я ее, спящую, на руки и на болото. И не заметила, не доглядела, что за нами Серафим увязался. Он в то время у меня частенько оставался ночевать. Нянюшка за ним, как за родным, приглядывала. Вот я и думала, что мальчик спит под присмотром. А у него уже тогда это начало проявляться… Как у Гордея моего. Тянуло его на болото, нравилось в моем доме. Знаешь, что дальше случилось, Стефания?

Стеша знала.