Марь

— Он пришел на мой зов, выбрался нежитью из земли. И Серафим все это видел… Так что в том, что он сейчас такой, моя вина, Стеша. Если бы не я, все бы было хорошо. Когда Серафим завизжал, я успела в Гордея… в то существо плеснуть воды. И вот все остальное, все страшное, что ты и сама видела, на глазах у малого и произошло. Моя вина… Вот тогда я для себя и решила, что не стану его больше возвращать. Ни его, ни себя больше мучить не буду. Он просил меня, умолял, говорил, что не больно ему совсем. Но я-то знаю, каково это — по чужой прихоти всякий раз в муках в этот мир приходить. А они все ко мне тянулись, Стефания. И псы, и марёвки, и угарники. Дом мой им был, что маяк для кораблей. Не хотела я такой жизни ни для себя, ни уж тем более для нашей с Гордеем дочки. Потому нянюшка и поставила защиту, чтоб отвадить, а тех, кто все равно придет, не пустить. И знаешь, как-то легче стало жить. — Баба Марфа усмехнулась совсем невесело. — Я даже верить начала, что все как-нибудь сложится, что меня оставят в покое. Марь мне в этом помогла, тут спору нет. Стала я не графиней Марией Каминской, а знахаркой Марфой. Кто ж в этакой уродине красавицу графиню признает? Да и что графине делать на болоте? Маменька моя этому тоже сильно поспособствовала рассказами, что ее старшая дочь уехала за границу.

— А младшая? — спросила Стеша осторожно. — Что стало с Анной?

— С Анной? — Баба Марфа посмотрела на нее пустым, невидящим взглядом. — После того, как она Гордея моего убила, — голос ее звучал сухо и жестко, — мне кажется, умом она тронулась. А может, и всегда была такой… сумасшедшей. Не знаю. Ко мне она больше не приходила, дом мой обходила седьмой дорогой, но, говорят, повадилась на болото ходить. Никто не знает, что она там делала. Сдается мне, пыталась с Марью сговориться. Может быть, хотела Гордея вернуть. Уж не знаю, для себя или для меня. А может, искала забвения. Хочется мне верить, что до последнего дня ее мучили не только кошмары, но и угрызения совести из-за содеянного зла. Марь и ее тоже не отпустила. Взяла с нее свою плату, дотянулась через годы и километры, и все равно взяла. У Мари своя собственная справедливость. Простому человеку ее не понять. Даже мне.

— Фон Лангер говорил про остров. Выходит она… Анна его нашла?