Марафон нежеланий

– Вы стыдитесь себя? Хотите замаскироваться алкоголем? Не-е-е-ет. Мясо нужно сдирать с костей без наркоза.

Мы все замолчали. Было слышно, как какое-то растение мясистыми листьями гладит стенку домика, как шумит море и Забава что-то напевает, наверное, сидя у своего домика.

– Роза?

– Покажи ту картину, – я ткнула пальцем в полотно, заботливо, как младенец, укутанное в серую простыню. Остальные картины были или небрежно занавешены какой-нибудь изношенной футболкой, или просто повернуты к стене. Только сейчас я осознала, что изменилось в комнате – здесь было много картин. «Он ведь готовится к какой-то выставке», – вспомнила я.

– Роза, это не концерт по заявкам. Еще бы порисовать меня попросила. Ты должна приказать мне сделать что-то, чего я не хочу делать.

– По-моему, ты как раз таки не хочешь показывать картину, – сказал Антон.

Адам посмотрел на меня, как будто бы гипнотизируя. Я подумала: а вдруг там наша с ним картина? Зачем ему прятать изображение Ады? Для нас ведь это ничего не значит.

Адам медленно встал, дошел до картины, обернулся на нас, потом стал медленно ее разворачивать, прикрывая собой изображение. Под простыней оказалось полотно, мумифицированное туалетной бумагой. Ее Адам тоже раскручивал медленно. Но в этом не было театральной медлительности, без драматизма. Он был простым сгорбившимся парнем с грязноватой головой, который копается в углу неряшливой комнаты.

– Моя самая ценная работа. – Адам повернул к нам холст. На белом фоне было шесть красных точек.

Когда мы подошли к холсту (сам Адам не двинулся с места), то стало заметно, что это кровавые отпечатки больших пальцев.

– Наша клятва на крови.

– А шестой чей?

«Идиот! – подумала я. – Их ведь и сейчас шесть».

Но Адам принял вопрос как логичный и ответил:

– Той, из-за которой подобное уже не получится повторить.

– Которая сбежала?

– Угу. – Адам быстро отвернул картину к стене и вернулся к бутылке.

«Его жена», – почему-то только сейчас дошло до меня.

Спустя пару унизительных вопросов бутылка наконец-то указала на Антона. Видимо, ему тоже надоело слушать и придумывать вопросы, которые должны расцарапывать кожу, поэтому он ответил:

– Действие.

Я знала, что, если задание Адама ему не понравится, он просто уйдет, как Сава тогда. Но, с другой стороны, ему нужно было остаться здесь любой ценой (так позднее я оправдывала то, что он все-таки согласился это сделать).

Адам наконец-то оживился. Его глаза по-детски шаловливо заблестели. Он посмотрел на нас, как на родителей, как будто бы спрашивая: «Вы точно позволяете мне это сделать?»

Я не могла не улыбнуться в ответ. Антон тоже попытался улыбнуться – получилось нервное подергивание кончиками губ, причем с правой стороны губа дернулась сильнее. Адам переспросил его, точно ли действие.

– Давай, даю тебе шанс поменять!

– Тогда мы уснем от скуки, – с грустинкой в голосе пошутил Антон.

– Ну, ладно… – Адам замолчал и уставился в стену, как будто бы закурил.

– Начну с предзадания, – наконец-то заговорил он. – Это не нарушает правил! Предзадание нужно, чтобы ты понял, почему я прошу тебя выполнить основное действие. Может быть, ты с ним хорошо справишься. Ой, кто-то же не любит слово «хорошо»! – Адам рассмеялся и опять замолчал.

Не дождавшись от нас реакции, он продолжил:

– Опиши мне удар. Например, по щеке. Можешь красочно, можешь сухо. Но достоверно. Чтобы я его почувствовал, увидел, как в кино.

– Ты хочешь, чтобы я тебя ударил?

– Ударь кого-нибудь, хоть меня. Пока мысленно. Давай.

– Ну, я… Мне нужно написать или проговорить? – Впервые я видела Антона растерянным.

Я мстительно (но только на мгновение) подумала, что наконец-то кто-то сумел стянуть с него маску безразличия. Но сразу же стала по-русски жалеть его, вдруг как-то побледневшего и растерянно ковырявшего под ногтем большого пальца на левой руке.

– Как тебе удобнее. – Адам был доволен произведенным эффектом.

Он неподвижно, как змея, следил за каждым движением Антона: вот тот тянется к карману шорт за фантомной ручкой или блокнотом, хлопает себя по несуществующему кармашку на футболке над сердцем, скребет затылок, затем разглядывает ногти, что-то вычищает из-под них.

Наконец, поднимает взгляд на Адама и говорит:

– Я лучше проговорю.

– Ну, давай. Розочка, ты тоже оценивай на правдоподобность. – Я кивнула, как прилежная ученица.

– Я… э… я размахиваюсь и… э… звонко оставляю след своих пальцев на чужой щеке. Руку жжет, но это приятно.

– И все? Ударил, как девчонка! А, Розочка?

«Хоть бы чуть-чуть постарался», – подумала я, а вслух сказала только:

– Ага.

– Почему ты описал пощечину, а не мужской удар? А? Как тогда, бедного Лёву?

– Не знаю… Как-то спонтанно…

– Плохо, очень плохо. Предзадание провалено. Тебе придется ударить Розу. Как ты и сказал. Звонко. Чтобы остался след твоих пальцев. Уверен, после этого и ты, и она сможете описать это сочнее.

– А если я не…

– Ты можешь уйти. А мы останемся. Может, переспим, – Адам подмигнул мне. – Может, она покажет мне, где вы гуляете по ночам. Или я отвезу ее на какой-нибудь остров, а ты потом спасешь Розочку, как прекрасный принц.

– Остров? Какой остров?