Марафон нежеланий

– Помыться и выспаться.

Утром и днем мы не видели Адама, ребята даже стали сомневаться в том, что он вернулся. Тимур был очень раздраженный, когда утром рассказывал нам о самых кровавых перформансах. Он и обычно не очень любил, когда ему задавали наивные, по его мнению, вопросы и делали сладенькие комментарии творчеству «Джунглей». А сегодня просто взорвался, когда Лина спросила про их перформанс, когда они еще жили в Петербурге.

– Тимур, а почему ты не упомянул про «Вскрытые раны»? – спросила она, а потом повернулась к нам и объяснила: – Как-то в Питере они прошлись по карнизу, почти обнаженные, с кровоподтеками на теле.

– Потому что это моя лекция, и я говорю о том, что считаю важным, – выплюнул он и попытался пнуть пустой мольберт, но промахнулся, и у него слетел пляжный тапок.

Он так витиевато выругался, что Макс одобрительно хмыкнул. Лина бросилась за тапком, но он сильно оттолкнул ее и доковылял сам. Лина, обиженно засопев, села на место. Макс ей шепнул:

– Детка, ты правда бываешь такой невыносимой, что и мне иногда хочется отшлепать тебя. – Она шепнула ему что-то кокетливое, и они тихо засмеялись, таясь, как школьники на уроке.

Тимур злобно бросил:

– Я закончил, – и ушел.

Днем Венера должна была завершить свой вчерашний мастер-класс по составлению емких, но коротких описаний картин. Объектом выступала картина Адама: бордово-бурые скалы, похожие на пустынную местность, на фоне кроваво-красного закатного неба; над скалами летели какие-то значки – что-то среднее между нотами и китайскими иероглифами. Картина называлась «Крики гор». Эти нужные для описания пять предложений-толкований у всех выходили очень сложно, поэтому мы обрадовались, что вместо Венеры сегодня была Забава (Лина говорила, что Венера сейчас с Адамом, залечивает его раны). Она как можно беззаботнее мурлыкала что-то под нос и задорно разбрызгивала краску по холсту – каждый должен был нарисовать что-то под любимую мелодию.

Вечером мы неуверенно собрались на пляже – кроме нас, никого не было, на той стороне было тихо-тихо, как перед грозой.

Мы заболтались и заметили Адама, когда он был уже на нижних ступеньках. Он улыбнулся нам, как своим любимым питомцам, которые заждались его дома, проходя мимо, потрепал Риту и Саву по макушкам. Вчерашний дикий блеск в глазах никуда не исчез, хотя к нему добавилось какое-то детское, но беспощадное озорство.

Охрипшим голосом он сказал:

– Сегодня я не в состоянии уделить всем внимание. Лев, пойдем со мной. И нам понадобится помощь…

Он обвел всех нас взглядом, задержал его на мне, сузив глаза, но потом повернулся к Лере:

– Может быть, ты?

И они втроем ушли. Мы не успели обсудить, как к нам спустился Миша и предложил послушать его новый рассказ – в этом году он готовил второй сборник.

Глава 17. Франсиско де Сурбаран. «Геракл борется с немейским львом»

Я пыталась найти логику в очередности приглашения в домик Адама, пока Миша фоном читал, как будто рассказывал друзьям, историю, местами меланхоличную, местами до слез смешную, про русского в Азии, который тоскует по стране, но каждый раз, как у него появляется возможность уехать, он ищет предлог, чтобы остаться.

«Может быть, по степени возрастания интереса?» – с надеждой думала я.

Лина была как открытая книга, Лев – как типичный пресный главный герой подростковых американских комедий. Он не вызвал никаких ярких эмоций – смеяться над ним было слишком жестоко, жалеть – не за что.

Он и сам в первый вечер сказал про себя: «Я как главный герой “Страны садов” – меня ничего не трогает, я безэмоционален». По его словам, он жил только в мире своего придуманного фэнтези-цикла, а сюда приехал, чтобы узнать, может ли что-то тронуть его и пробудить чувства.

«Я хочу попробовать отвечать на импульсы нашей реальности, а не пропускать все через себя, как привидение. Может быть, мне это даже понравится», – так говорил его нуарный герой.

Лев очень любил повторять его цитаты, естественно, подразумевая, что это его альтер-эго. Насколько я поняла из его сбивчивых рассказов о себе, вкус к жизни он потерял еще в детстве. Родители так баловали маленького Лёвушку, что все желаемое появлялось у него еще до того, как глаза начинали намокать, а губы обиженно дергаться. Из-за слабого здоровья он почти не ходил в школу, по этой же причине окончил университет заочно и толком не работал после. В чем заключалась слабость – мы так и не поняли. Да, он был не силен физически и очень сутул, но не мучился ни головными болями, ни потерей аппетита или сна.