Марафон нежеланий

Два дня назад Миша на один день оставил кухню (ему нужно было дописать рассказ, чтобы успеть отправить на литературный конкурс), и мы разделились на три группы, чтобы приготовить завтрак, обед и ужин. И тут выяснилось, что к своим 25 годам Лев совершенно не умел готовить. Было забавно наблюдать, как он удивлялся, что масло на сковородке может серьезно обжечь, а бульон, если не убавить огонь, убежать. Он с восторгом первооткрывателя кричал нам с Ритой, что в супе появилась какая-то пена: «Сначала как слюни, а потом стала густая!» Но все эти неожиданные вспышки эмоций относились только к каким-то незначительным вещам, типа таракана на матрасе или масляного ожога, на занятиях он ни разу не дрогнул голосом, ни разу не растерялся. Отвечал честно, прямо и удивлялся, почему это должно иметь какое-то значение.

Как-то Адам спросил его про самые дискомфортные ситуации в жизни, а Лев, не задумавшись ни на мгновение, ответил:

– Как-то я сел на руку женщины в кинотеатре, а она в ответ ущипнула меня за задницу. – Потом чуть помолчал и добавил: – Еще как-то на работе (его работа заключалась в том, что он пару раз в неделю приходил в папин офис помочь сотрудникам с компьютерными проблемами типа «я что-то нажала» или «оно само») одна женщина предложила мне конфеты, такие хорошие, бельгийские, из молочного шоколада, я для приличия отказался, чтобы согласиться на второй раз, а она больше не предлагала. Я потом ходил и смотрел на них до конца дня, а попросить не решался. Когда она вышла из кабинета, я взял сразу три конфеты в рот, а тут она заходит».

И именно за это мы его и любили – он был такой искренний, не умеющий играть и, наверное, даже не подозревающий, что люди так делают. Даже говоря фразами своих героев, он верил, что он такой же. А если ты смеялся над ним, то он смеялся вместе с тобой. Все относились к нему как к братцу-дурачку, над которым стыдно издеваться, на неудобства от которого проще не обращать внимания, и, конечно же, все умилялись его наивности. Интересно, как можно вытащить из его прошлого что-то темное и больное, если в нем не было ни одной захлестывающей волны, а только полный штиль?

После Миши Лина изъявила желание почитать стихи, которые она опубликует на сайте «Джунглей». Естественно, они не были похожи на те, бьющие в чувствительное сердце подростка строчки, и было понятно, что ее ждет провал.

На замечания она ответила, что мы просто не понимаем современную поэзию. Мы согласились.

В конце Миша примирительно заметил, что нет такой картины или стихотворения, которые нравятся всем, и если мы искренни в том, что делаем, то обязательно найдется тот, кто откликнется на наше творчество.

Парни уже спали, а мы с Ритой и Линой, сжигаемые любопытством, решили подождать. Мы сидели на пороге нашего с Ритой домика, в трусах и растянутых футболках, и почти не разговаривали.

Лера вернулась раньше Льва. С припухшими губами и покрасневшей щекой, она быстро проскользнула в свой домик и сказала, что хочет побыть одна. Лина побежала за ней, но через несколько минут вернулась. «Что-то пишет и ревет, не хочу ей мешать». Она была удивлена и заинтригована не меньше нас.

Мы смотрели на звезды и тонкий месяц («Похож на улыбку космоса», – сказала Рита), и Лина рассказывала нам про свои первые в жизни стихи (она написала их в 11 лет, будучи влюбленной в преподавателя с курсов астрономии).

Каждое стихотворение называлось как одна из планет («И отражало их характер»). Лина уже дошла до Юпитера, как к нам вышла Лера. Глаза ее выглядели непривычно маленькими без подводки и после слез, но загадочно поблескивали, как далекие звездочки, тайны которых человечество никогда не разгадает. Лера не могла держать эмоции в себе и, неопределенно ответив на первые вопросы и застенчиво опустив глаза, решила все выложить:

– Ладно, я расскажу. Просто потому, что только помогала. Когда сама там окажусь, вы ничего не узнаете. Тем более что Адам сказал, что с каждым все происходит по-разному. И я не знаю, что дальше будет с Лёвой. Только никому не говорите, что я вам все рассказала. Тем более парням.

Мы замерли. Рита шумно сглотнула и отложила карандашный набросок Лины, я попыталась сделать равнодушный вид, а Лина пообещала за всех нас. Но Лера не успела начать, как на дорожке к нашему домику послышались шаги. Вечером территория не освещалась, фонари висели только над входами в домики. Еще была гирлянда из мелких лампочек между двумя деревьями в саду, которую мы постоянно забывали выключать, когда шли спать, поэтому у нее быстро садились батарейки.

Из темноты вышел Миша. Рита ойкнула и натянула футболку на колени, а Лера испуганно замолчала, следя за каждым его шагом.

– Сплетничаете? – Он подмигнул Лере.

– Да… Нет… Просто болтаем. Рита нас рисует, – забормотала она и помахала блокнотом с наброском.

– Ребята уже спят?

Мы кивнули.

– У Макса телефон звонит весь вечер. Придется его разбудить, может быть, что-то срочное.

Когда Миша скрылся в домике парней, Лера гневно на нас посмотрела, задрав подбородок, как это делали гордые красавицы из черно-белых фильмов.