Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

«Троцкисты» выступали также против арестов своих товарищей, их отправки в малопригодные для жизни места, конфискаций переписки, перлюстрации писем и слежки. Определенных успехов им удалось добиться в деле вызволения единомышлeнникoв из глухих мест ссылки. Так, осенью 1928 г. после коллективных протестов больной тифом Г. Хорейко был переведен из Нарыма в Камень-на-Оби. Однако в остальных вопросах власти оставались непреклонны. Если в царские времена послания политссыльных публиковались в прессе и даже зачитывались на заседаниях Государственной думы, то в 1920-е гг. возможность привлечения внимания общественности к участи репрессированных была исключена.

При старом режиме среди политссыльных имели широкое распространение акции гражданского неповиновения распоряжениям властей, в результате чего указы губернаторов зачастую просто не выполнялись. В 1920-е гг. «политики» шли на эту меру лишь в крайних случаях. Органам эмиграции стала известна одна такая попытка, предпринятая ссыльными социалистами в Туруханском крае. Поздней осенью 1924 г. ссыльные социалисты, находившиеся в Монастырском, получили приказ уполномоченного ОГПУ по краю Стильве немедленно собраться для отправки в отдаленные поселки (станки). Ссыльные, не имевшие ни запасов продуктов, ни средств, выехать отказались. В ответ на это их согнали в помещение отдела ОГПУ, избили и без теплых вещей и продуктов насильно развезли по станкам. Сведения об этом происшествии просочились за рубеж только через несколько лет[997]. Показательно, что в 1913 г. принудительное расселение ссыльных по деревням Нарымского края вызвало волну возмущения в прогрессивной печати, в результате чего власти пошли на попятную.

До революции наиболее распространенным методом пассивного протеста политссыльных были побеги, для которых существовали благоприятные условия. Побеги, как правило, были хорошо организованы и являлись результатом сотрудничества ссыльных различных политических ориентаций. Действовали кооперативные фонды побегов в партийных кассах. Специальные связные снабжали беглецов поддельными документами. На территории России функционировала сеть явок, координационных центров, закрепленных за соответствующими организациями. Побегам нередко попустительствовали местные приставы, которые не желали осложнять отношения с организациями политссыльных. В некоторых районах, например в Нарымском крае, ссыльные «политики» не регистрировались, поэтому факт побега, как правило, обнаруживался только при раздаче пособий. В период Первой русской революции около четверти политссыльных находились в бегах.

В 1920-е гг. ситуация была кардинально иной. В условиях тотальной слежки, при частой регистрации и отсутствии поддержки решиться на побег могли немногие политссыльные. В 1924 г. сионисты, сосланные в Нарымский край, пытались поднять перед другими «политиками» вопрос об организации касс побегов. После ареста и высылки членов инициативной группы эта тема, по-видимому, больше не обсуждалась в среде политссыльных. По агентурным сведениям, ссыльных в количестве 33 чел., бежавших в марте 1926 г. из Тулуна, частично субсидировали деньгами и обеспечили адресами явок местные ссыльные «старожилы». Однако, по информации Иркутского губотдела ОГПУ, «спонсоры» были сосланы по обвинениям в экономических, а не «контрреволюционных» преступлениях[998].

В целом попытки массовых организованных побегов ссыльных были единичны. В январе 1923 г. сосланные красноярские эсеры демонстративно вернулись обратно, но вскоре были вновь отправлены в ссылку[999]. Большая часть ссыльных социалистов, веря в то, что ссылка является для них промежуточным этапом между тюремным заключением и свободой, предпочитали терпеливо ждать окончания сроков. В советских условиях пойти на побег для этих людей означало навлечь неприятности на своих товарищей по ссылке, родственников и друзей. Поэтому побеги «политиков», как правило, были вызваны исключительными обстоятельствами.

Побеги из ссылки за границу, довольно широко распространенные в царское время, в 1920-е гг. практически не имели места. В конце десятилетия органы русской эмиграции зафиксировали два таких случая, ни один из которых не был связан с Сибирью. Д.Д. Донской в беседе с представителем ОГПУ объяснял отсутствие побегов политссыльных так: «Только что бежавший из ссылки [в царские времена. – В. П

.] сразу же получал работу, и работать было где. Сейчас совсем не то. Молодежь валит в комсомол, а не в тюрьму». Под «работой» профессиональный революционер понимал оппозиционную политическую деятельность, условия для которой в Советской России действительно не были подходящими. «Вести работу в подполье при современной обстановке почти невозможно…», – отмечал он в другой беседе[1000].