Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Особенностью сталинской репрессивной политики в начале 1930-х гг. была экстраординарность действий государственных органов всех уровней, ответственных и вовлеченных в ее реализацию. Привычным становился механизм оформления де-юре уже свершавшихся событий. Реальным субъектом власти выступали партийные органы высшего ранга (ЦК ВКП(б) и его Политбюро). Ими выносились решения, имевшие характер директив для исполнения советскими законодательными и исполнительными органами всех уровней. Сложилась практика, при которой принимавшиеся партийной «инстанцией» (так иногда в служебной номенклатурной переписке именовалось Политбюро) постановления затем утверждались в т. н. советском порядке, иными словами, они становились официальными законодательными и распорядительными актами государственной власти без какого-либо упоминания о реальном источнике своего возникновения.

Обоснования антикрестьянских репрессий в форме экспроприации имущества и высылки крестьянских семей на поселение вырабатывались по подобной технологии. Директивное решение «кулацкой» проблемы в концентрированном виде было выражено в постановлении Политбюро от 30 января 1930 г., которому, в свою очередь, предшествовала интенсивная подготовительная работа нескольких комиссий ЦК в январе 1930 г., параллельно прорабатывался механизм проведения самой карательной операции, возложенной на ОГПУ. Обе структуры работали в тесной связи друг с другом: комиссии ЦК, намечавшие общие принципы решения «кулацкого» вопроса (деление репрессируемых на различные категории, определение «контрольных цифр» по высылке из отдельных регионов и т. д.), опирались в основном на информацию и предложения руководства ОГПУ.

Правомерен вопрос о том, в какой мере массовые репрессии в деревне имели соответствующее легальное законодательное сопровождение: либо действовавшее законодательство, касавшееся экономических и социальных отношений в деревне, а также уголовных пли административных наказаний, подвергалось радикальной переработке в русле политики «ликвидации кулачества как класса», либо анти-крестьянские репрессии проводились при минимуме официальных законодательных постановлений и реально опирались на распоряжения и указания партийных и карательных органов, внезаконодательных по своему статусу.

Задача законодательных изменений в связи с применением массовых репрессий в деревне впервые встала перед руководством страны во второй половине января 1930 г. 23 января подкомиссией ЦК под руководством секретаря Уральского обкома И.Д. Кабакова «для выработки мер в отношении кулачества» был внесен ряд предложений по легитимации действий органов власти в новых условиях. Так, высылку на отдаленные территории одних «кулацких элементов» и внутреннее расселение других предусматривалось «провести в порядке особого закона. <…> Одновременно пересмотреть действующее законодательство об аренде земель, наемном труде в сельском хозяйстве» с запрещением их применения в индивидуальных хозяйствах. Далее предусматривалось введение запрета на «самовольное переселение кулацких элементов»[1008]

. Подкомиссия ЦК под руководством наркома земледелия СССР Я.А. Яковлева, прорабатывавшая технологию проведения экспроприации «кулацких» хозяйств, предложила предоставить окрисполкомам в районах сплошной коллективизации право издавать некоторые соответствующие постановления: «о запрещении найма рабочей силы и аренды земли всеми кулацкими хозяйствами», о предоставлении права райисполкомам и сельсоветам производить конфискацию имущества «кулаков», выселять и расселять последних и т. д.[1009]