Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Выполнение первого из указанных поручений союзного правительства требовало значительно большего времени (о постановлениях коллегии Наркомзема РСФСР от 1 апреля 1930 г. «О местах поселения кулацких хозяйств, выселяемых из районов сплошной коллективизации»[1017]

и СНК РСФСР от 10 апреля 1930 г. «О мероприятиях по упорядочению временного и постоянного расселения высланных кулацких семей»[1018]

см. ниже). Пункт 9-й оказался нереализованным вовсе. На своем заседании 21 февраля 1930 г. СНК СССР, рассмотрев вопрос «об изменении действующих законов в связи с ликвидацией кулачества», обязал подготовительную комиссию (ПК) к 26 февраля подготовить проект соответствующего постановления. 1 марта ввиду неготовности вопроса, его рассмотрение было перенесено на десять дней. 16 марта СНК СССР решил поручить ПК переработать подготовленный проект постановления[1019]

. Однако постановление СНК СССР так и не появилось, чему было несколько причин. События в деревне разворачивались столь стремительно и нарушений уже действовавшего законодательства при массовом «раскулачивании» было так много, что надзорные органы (прежде всего прокуратура) не успевали реагировать в соответствии с «колебаниями» партийных органов. Обстановка «чрезвычайщины», охватившая страну, не способствовала «совершенствованию» советского законодательства, последнее оказывалось излишним. Наступало время действия внеправовых решений – директив партийных органов, приказов ОГПУ, циркуляров наркоматов и т. д.

Оказалась нерешаемой на правовом уровне центральная проблема, связанная с определением статуса репрессированного крестьянства. Не требовали правовых корректив положения, касавшиеся тех, кто лишался свободы (лагеря, тюрьмы), приговаривался к высшей мере наказания (ВМН) или к ссылке. Данные репрессии носили индивидуальный характер и проводились преимущественно во внесудебном порядке органами ОГПУ. Часть репрессий шла по линии судебных органов, действовавших в рамках тех или иных статей УК РСФСР. Ряд статей УК, в т. ч. ст. 61, предусматривал конфискацию имущества крестьянских хозяйств и их высылку за пределы мест проживания, но в этих случаях существовал жестко установленный уголовно-процессуальный регламент, и даже упрощенная процедура репрессий длилась неделями, месяцами, существовал механизм обжалования судебных решений и т. д.

Между тем массовая депортация крестьянских хозяйств не была прописана в карательном законодательстве. Во-первых, она проводилась не судебными, а административными, советскими органами, следовательно, подпадала под определение административной высылки и ссылки. Однако по действовавшему законодательству данный вид репрессии носил индивидуальный, а не семейный характер. Во-вторых, адмвысылка и ссылка имели фиксированные сроки применения – не более пяти лет. Их продление допускалось, но не более чем на год и по специальному решению. Крестьянская же ссылка оказывалась бессрочной. В-третьих, административная ссылка не предусматривала обязательного привлечения ссыльного к труду, последний сам выбирал род занятий и место работы. Депортированному крестьянству труд вменялся в обязанность, а место и род занятий определялись репрессивными и хозяйственными органами. Таким образом, депортация крестьянства являлась экстраординарной ссылкой, носившей бессрочный, семейный характер в соединении с принудительным трудом. В дореволюционной карательной практике нечто подобное представляли собой высылка по приговорам сельских сходов, ссылка на поселение в Сибирь, но речь не шла о массовых масштабах, сопоставимых с теми, что предпринял сталинский режим в отношении единоличного крестьянства. Взятые в совокупности карательные действия властей ввиду своей необычности так и не вписались в карательное законодательство, а потому высылка и положение репрессированных крестьян и их семей на поселении регулировались не общим законодательством, а подзаконными, нормативными актами. Правовая неопределенность положения «кулаков» «2-й и 3-й категорий», возникшая сначала из-за хаоса «чрезвычайщины», создала в конечном итоге удобный для власти законодательный вакуум, позволявший ей менять свои действия в зависимости от динамично менявшихся обстоятельств.

В законодательно-нормативных документах первых месяцев «раскулачивания» фигурировали такие весьма неопределенно сформулированные директивными и карательными органами определения, как «кулаки 1-й, 2-й, 3-й категории». Для процедурного упорядочения упоминаний различных категорий «кулаков» для 2-й категории применялся термин «высланные» («выселенные»), а для 3-й – «расселенные» хозяйства. Неопределенность граней между «категориями» порождала хаос и произвол местных органов при определении категории крестьянских хозяйств («2-й категории» – высылка в отдаленные местности», «3-й категории» – расселение в специальных местах, но в пределах своего района проживания)[1020].