Сохранившееся сердце дофина (хотя нет уверенности в том, принадлежит ли оно именно ему или его старшему брату[76]
) было подвергнуто в 2000 году анализу ДНК, по результату установлено его родство с Марией-Антуанеттой. Но это не поставило окончательную точку в истории жизни Луи-Шарля, и споры между историками о его истинной судьбе до сих пор продолжаются.Единственным ребенком королевской четы, пережившим Террор, оказалась старшая дочь Мари Терез Шарлотта, Мадам Руаяль. Отношения с матерью у нее были сложными. Любовь к детям вскипала у Марии-Антуанетты лишь время от времени, ибо она была не в силах отказаться от общества фаворитов и празднеств. Королева иногда неделями не появлялась в детских покоях.
Девочка проявляла явную привязанность к отцу и столь же явную нелюбовь к матери. В частности, когда та довольно сильно травмировалась, упав с лошади, Мари-Терез не выказала ни малейшего сожаления и даже радовалась, что мать какое-то время не сможет запрещать ей вести себя так, как ей хочется.
Тем не менее, Мария-Антуанетта хотела счастья дочери. Она сумела сделать некоторые выводы из своего чисто политического брака в слишком раннем возрасте, хотя решила будущее дочери весьма авторитарно. Когда девочке исполнилось 8 лет, Мария-Каролина, королева Неаполя и обеих Сицилий, попросила ее руки для своего старшего сына, наследника трона. Мария-Антуанетта без малейших колебаний отказала любимой сестре. Она планировала брак дочери с сыном графа д’Артуа, герцогом Ангулемским. По воспоминаниям ее старшей камер-фрау мадам Кампан,
Но версальская жизнь оказалось в далеком прошлом, когда после всех вышеописанных перипетий дочь разлучили сначала с матерью, а затем и с теткой, Мадам Элизабет. Она ничего не знала об их судьбе, ее держали натуральным образом за семью замками: чтобы попасть в ее камеру, надо было пройти через семь тюремных дверей. Две единственные книги были зачитаны до дыр. Ее окружала сплошная стена молчания. С падением режима Террора условия ее заключения несколько смягчились, ей дали компаньонку, мадам де Шантренн, которая и сообщила ей о страшной судьбе ее близких, ибо вскоре умер и брат. 16-летняя девушка рыдала часами, оплакивая свою незавидную участь.
После смерти Луи-Шарля девушка превратилась в символ жертвы революционного разгула. Ее называли не иначе как «сирота Тампля». Монархисты считали, что, оказавшись за границей, она может предъявить права на корону Франции, ибо Конвент отменил салическое право. Но Конвент мало интересовали эти наследственные дрязги королевской семьи, и принцессу в декабре 1795 года обменяли на нескольких политических пленников, комиссаров Конвента, которых сдал Австрии изменивший республике генерал Дюмурье.
В январе 1796 года она прибыла в Вену, где ее встретили без особого восторга, она же вечно тосковала по Франции. По исполнении совершеннолетия она отправилась в Митаву[77]
, где на содержании российского императора Павла I находился двор короля в изгнании графа Прованского, теперь Людовика ХVIII. Он потребовал, чтобы принцесса вышла замуж за своего двоюродного брата, сына графа д’Артуа, герцога Ангулемского. Мари-Терез подчинилась воле дяди, хотя брак оказался и неудачным, и бездетным.