Читаем Марина из Алого Рога полностью

Марина хорошо знала мстность: отъ этой "келейки" Горпины, до которой не разъ — и каждый разъ тщетно — добирался Марининъ обожатель, акцизный чиновникъ, подозрвавшій старуху въ тайной продаж водки, — отъ этого ея жилища до кузницы оставалось не дале версты. Но кузнецъ, повидимому, не спшилъ домой; онъ такъ же медленно теперь подвигался впередъ, какъ спшилъ за четверть часа предъ этимъ добраться до Горпины, и то и дло останавливался на ходу, чтобы поднести къ губамъ тотъ завтный сосудъ, что хранился у него за пазухой. Сосудъ вскор оказался пустъ. Онъ поднялъ его надъ головой съ намреніемъ швырнуть о земь — и вдругъ пріудержался.

— Дочка, держи! съ сиплымъ, пьянымъ хохотомъ крикнулъ онъ нежданно Марин, заходившею во вс стороны рукою протягивая ей штофъ.

Марина подошла къ нему. Онъ уцпился за ея плечо: онъ еле на ногахъ держался.

Она взяла его подъ руку и повела.

Дождь пересталъ тмъ временемъ; становилось свтле, кое-гд на расчищенномъ неб замигали звзды.

Въ лощинк, подъ ракитами, стояла довольно длинная мазанка, крытая соломой и землей, съ пристроенною къ одному изъ боковъ ея на четырехъ деревянныхъ столбахъ стойкою для ковки лошадей: это была кузня, —

обиталище "хромаго бса".

Мой дворецъ теперь! сказала себ Марина, бодрясь и силясь улыбнуться, межь тмъ какъ вся она изнемогала подъ тяжестью навалившаго на нее пьянаго.

Они добрели кое-какъ до входа.

— Отмыкай!… Петрусь! безсмысленно замахалъ рукой кузнецъ, опускаясь какъ мшокъ на припетокъ [26]мазанки.

Оконце рядомъ съ дверью быстро отворилось; кто-то выглянулъ изъ него и, замтивъ Марину, слегка вскрикнулъ… Послышался звонкій ребяческій голосокъ:

— А я заразъ свичу запалю, заразъ!

Дверь отворилась; на порог ея появился мальчикъ лтъ четырнадцати, съ сальнымъ огаркомъ, воткнутымъ въ бутылку въ рук, и съ полусонными, полуиспуганными глазами, устремленными на барышню.

Она улыбнулась ему — она знала его въ лицо: онъ когда-то былъ ученикомъ ея въ волостной школ,- и, указывая на отца:

— Помоги свести его, Петрусь! сказала она тихо мальчику.

Но хромой самъ, безъ помощи ихъ, приподнялся и, держась о стнку, вошелъ въ кузню. Онъ оглядлся кругомъ мутными глазами и поплелся прямо къ стоявшей за мхами большой кадк съ водой, въ которой остуживалось у него при ковк раскаленное желзо. Опустившись предъ ней наземь, онъ принялся обливать себ водою голову, громко охая, фыркая и икая.

— Веди въ горницу! крикнулъ онъ посреди всего этого мальчику.

Петрусь, свтя своимъ огаркомъ, отворилъ едва замтную, обтянутую рогожей дверь, что вела во внутренній апартаментъ кузнеца.

Марина вошла, низко наклонивъ голову…

Ее такъ и прошибло тройнымъ запахомъ дыма, дубленой кожи и полыни… какъ и въ кузн, потолка не было въ этой горниц; ночное небо проглядывало кое-гд сквозь ветхую крышу, подъ которою, встревоженные внезапнымъ свтомъ, заряли, при появленіи Марины, пріютившіеся тамъ воробьи и ласточки. На низко опустившіяся тонкія балки навшаны были для просушки пучки лкарственныхъ и настоечныхъ травъ; окна, лавки кругомъ стнъ, полуразвалившаяся печь, занимавшая чуть не половину помщенія, — все это было загромождено всякою рухлядью, кучами гвоздей, болтовъ, гаекъ, обрзками шинъ, неотянутыми колесами, ведрами и грудами угля. Въ углу на гвоздяхъ висла цлая коллекція смушковыхъ шапокъ, кожуховъ, женскихъ платковъ и понявъ, подъ залогъ которыхъ ссужалъ бдный людъ грошами ростовщикъ-кузнецъ… Въ этомъ углу и спалъ онъ на старой попон, разостланной на голомъ полу… Рядомъ съ дверью настланъ былъ ворохъ полусгнившей вонючей соломы, служившей Петрусю ложемъ.

Марина въ изнеможеніи опустилась на это ложе, — она ногъ боле подъ собой не чувствовала… Петрусь стоялъ у притолки и глядлъ на нее все тми же испуганно-изумленными глазами…

— Чаво смотришь, мерзунъ, гнвно толкнулъ его кузнецъ, вваливаясь за ними въ горницу: — бери, о, свитку, неси до Горпины, ейная, —

и чтобъ не приходилъ ты до утра, — слухаешь!…

Мальчикъ повиновался. Кузнецъ проводилъ его до входной двери, заперъ ее болтомъ и вернулся въ Марин.

Опьянніе какъ бы на половину прошло у него: онъ двигался довольно твердо, и языкъ его не путался какъ за нсколько минутъ предъ этимъ… Но при мерцаніи свчнаго огарка, который онъ изъ рукъ Петруся принесъ на печь, скинувъ съ него предварительно нагаръ своими корявыми пальцами, Марина могла замтить, что губы его судорожно подергивало и что недобрымъ выраженіемъ сверкали глаза его изъ-подъ приподымавшихся красныхъ вкъ… Ей опять становилось страшно съ этимъ… съ этимъ отцомъ своимъ…

Онъ смахнулъ съ одного размаха съ лавки все, что было навалено на нее всякаго желза, слъ и, уткнувъ себ локти въ колни, положилъ голову на руки и принялся молча глядть на Марину:

— Якъ же мы теперь будемъ жить съ тобою, дочка? спросилъ онъ наконецъ, съ какимъ-то ехиднымъ торжествомъ.

— Я… я не знаю, прошептала она, — какъ хотите…

— Якъ хочу! повторилъ онъ, хихикнувъ… — А якъ захочу я надъ тобою покуражиться, — что тоди? спросилъ онъ, грозно покачивая косматою головой своею.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза