Читаем Марина из Алого Рога полностью

Стукъ таратайки Іосифа Козьмича давно смолкъ на песчанистомъ пригорк; давно погасъ на печи, нестерпимо чадя, сальный огарокъ Петруся, и блдный свтъ зари уже брежжилъ въ оконца кузни, а Марина все такъ же упорно и безсознательно не отрывала глазъ отъ бездыханнаго Каро, отъ рядомъ съ нимъ лежавшаго, въ безчувственный сонъ погруженнаго теперь кузнеца… Способность мыслить словно покинула ее теперь, въ голов было пусто, точно что-то вдругъ насло, прихлопнуло, вышвырнуло все, что тамъ сейчасъ мучительно сознавало, судило и металось… Я умерла… могила, проносилось у нея быстрыми, смутными ощущеніями… Но нтъ, она жива, говорила ей опять ноющая, тягучая боль, что скребла будто кошачьми когтями у нея въ груди, подъ сердцемъ…

Послышались шаги, скрипъ двери… кто-то вошелъ, остановился на порог… Она не подымала головы…

Это былъ Петрусь. Она видла, какъ онъ шагнулъ ближе, низко наклонился, протянулъ руку, провелъ ею по волнистой шерсти безжизненнаго Каро — и какъ затмъ поднялъ на нее перепуганно-вопрошавшіе глаза, и изъ этихъ глазъ дв крупныя слезинки выкатились и потекли по загорвшимъ щекамъ мальчика.

Нежданными, горючими слезами залилась въ отвтъ имъ Марина. Сознаніе вернулось къ ней вмст съ ними.

— Петрусь, ты добрый… помоги, — надо похоронить его, едва могла она выговорить.

Мальчикъ, безъ дальнихъ словъ, приподнялъ трупъ собаки и поволочилъ его, ухвативъ обими руками, къ двери.

— Онъ тяжелъ, ты не снесешь одинъ.

Они вынесли его вдвоемъ на дорогу.

— А гд же заховать его? поднялъ Петрусь на Марину свои темные, сострадательные глаза.

— Куда-нибудь подальше, въ лсъ пойдемъ, отвчала она.

— Свезти можно… на тачк свезти, сказалъ мальчикъ, — тольки бы хозяинъ…

Онъ живо кинулся въ кузню, заглянулъ въ горницу — и такъ же быстро возвратился.

— Долго спать теперь будетъ! успокоительно закивалъ онъ Марин, выкатилъ на дорогу тачку, служившую для возки угля изъ ямы въ топку — и, съ помощью двушки, уложилъ въ нее тло пуделя.

— Понятный якой песъ былъ! помянулъ его вздохомъ Петрусь, ухватываясь за ручки и тихо двигая тачку впередъ.

— Онъ всегда такой злой… твой хозяинъ? спросила черезъ мгновеніе Марина, идя за нимъ вслдъ.

— Бда! прошепталъ въ отвтъ мальчикъ.

— Ты его боишься?

— Бо-ю-ся… потому — знахарь! еще тише, осторожне промолвилъ онъ.

— Ты сирота, Петрусь? спросила она опять, помолчавъ.

— Сирота, отвчалъ онъ, ни батька не маю, ни матери…

— Какъ и я! сказала Марина.

Мальчикъ пріостановился и обернулся на нее съ выраженіемъ величайшаго изумленія… но допрашивать все же не ршался…

— Никого у меня, Петрусь, подтвердила она, — никого на свт!

Онъ растерянно глянулъ въ ея блдное, больное лицо, стиснулъ сильне пальцами ручки тачки и безмолвно двинулъ ее опять впередъ.

Они перебрались чрезъ закинутое поле, поросшее полынью и дикою ромашкой, къ опушк дремучаго вковаго лса, раскидывавшагося отсюда вправо и влво на необозримое пространство. никто, казалось, никогда не проникалъ въ эту грозную лсную пустыню… Ни проски, ни порубки, ни телжнаго слда… Только одна, едва замтная, узенькая тропка вилась и пропадала межь тсно насаженными деревьями; густая темь еще чернла подъ ихъ низко свсившимися втвями.

Мальчикъ разомъ остановился.

Онъ завсегда тутъ ходитъ, какимъ-то боязливымъ голосомъ проговорилъ онъ.

Марина отыскивала мсто глазами.

— Вонъ тутъ можно, подъ сосною, сказала она.

Петрусь подвезъ туда тачку, вытащилъ изъ-подъ трупа припасенную имъ лопату и принялся копать яму для Каро.

Земля посл дождя была мягка, и мальчикъ скоро кончилъ свою работу. Марина между тмъ нарвала ольховыхъ втокъ и уложила ими яму, тми же втками покрыла она опущенное туда Петрусемъ тло ея друга и сама закидала его землей.

Мальчикъ принялся утаптывать поднявшійся бугорокъ, "чтобы волки не отрыли"… Слезы вновь такъ и душили Марину…

— Петрусь, сказала она, — не знаю, чмъ благодарить тебя, — ничего у меня нту… Дай хоть поцлую тебя!

Она обняла его за шею и крпко поцловала въ щеку.

— Вези-жь теперь скоре тачку назадъ… чтобъ не проснулся онъ пока…

— А вы куда-жь теперь, барышня? съ замтнымъ безпокойствомъ спросилъ мальчикъ.

— Барышня! повторила она — и уныло улыбнулась;- я не барышня, Петрусь, я такая-жь какъ ты сирота безродная, безпріютная… И куда мн итти — того сама не знаю…

— Я съ вами останусь! весь вспыхнувъ, предложилъ онъ.

— Нтъ, нтъ, ни за что! Онъ проснется, хватится тебя… Кто тебя защититъ?.. Я ничего не мору… безсильна теперь я!..

Мальчикъ отвернулся, махнулъ себ рукавомъ по глазамъ — и покатилъ тачку по направленію къ кузн.

А Марина, отыскавъ замченную ею тропинку, пошла по ней не оборачиваясь…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза