Марк Алданов. Писатель, общественный деятель и джентльмен русской эмиграции

Большинство филантропических организаций и лиц в США, спонсируемых евреями, были категорически против любой помощи бывшим «коллаборантам». Тот факт, что работавшие у немцев литераторы делали это, чтобы в буквальном смысле не умереть с голоду, и не совершали при этом никаких гнусностей, а тем паче преступлений, тогда во внимание не принимался. Все, кто имел хоть какое-то малейшее отношение к оккупационному режиму, считались «нечистыми». То, что сегодня представляется в моральном плане несправедливым, в первые послевоенные годы для всех, кто был кровно сопричастен к Катастрофе европейского еврейства (Холокосту, Шоа), являлось одной из форм воздаяния за преступления.

Алданов, оказавшись в ситуации, когда ему надо было, отделив «личное от общественного», осуждать, не имея на то достаточных оснований, хорошо знакомых ему некогда людей, чувствовал себя крайне неловко. После «оправдательного» письма к нему Берберовой, он признавался, что:

доказать обвинения, возводившиеся на Берберову для него невозможно. Речь шла о таком «эфемерном» понятии, как репутация, а доказать, с какими-то фактами в руках, что действительно Макеев продавал картины, конфискованные у евреев, и они на эти деньги с Берберовой жили, и Берберова симпатизировала нацистам, – это все были разговоры. Она на самом деле ничего не напечатала. Вывод Алданова, который в плане общественном не считал возможным поддерживать отношения с Берберовой, был такой: «Личные отношения довоенные, прежде очень добрые, у нас с ней кончены. Не говорю навсегда, так как навсегда ничего не бывает. Вероятно, со временем будет амнистия всем, всем, всем, ведь не Геринги и не Штрайхеры, а ведь стольких людей мы сами амнистировали за 30 лет.

Как мы знаем, так действительно, и произошло; Алданов полагал также, что возможная публикация Берберовой в «Новом журнале» привела бы к уходу сотрудников, но впоследствии Берберова публиковалась в «Новом журнале», никто никуда не ушел, все всё забыли. Но, тем не менее, Берберову это жгло всю жизнь, воспоминание об этой ее ориентации и, самое главное, о том, как она вымаливала прощения у одних, в то же время обвиняя в клевете других…[ТОЛСТОЙ И. (III)].

Хотя, Георгий Адамович, сразу после освобождения Франции и сказал сгоряча о Берберовой что-то весьма нелестное в письме А.А. Полякову – см. ниже его признание на сей счет Алданову в письме от 8 мая 1946 года – на самом деле он на нее зла не держал. Да и вообще с самого начала «большой чистки» Адамович проводил примиренческую линию по отношению к «бытовому конформизму» и отнюдь не подливал масла в огонь обвинений в коллаборационизме против кого бы то ни было из литераторов-эмигрантов. Об этом свидетельствуют его письма Алданову послевоенных лет. Первое из них – от 6 декабря 1944 года, он послал в Нью-Йорк еще до переезда в Париж, из Ниццы: