Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

Главной предпосылкой этой философии является тезис о том, что труд ради выживания и развития человека, и особенно физический труд, есть важнейший из видов человеческой деятельности, высший источник наших знаний о внешнем мире и основа господства человека над стихийными силами природы. Бжозовский наделял труд творческой способностью и осмысливал его в социологических и исторических понятиях. С философской точки зрения это означало, что так называемое классическое определение истины лишено смысла, поскольку внешний мир, каким мы его знаем, не есть нечто готовое, «данное», а представляет собой нечто создаваемое нами самими в исторических и социальных процессах коллективного труда. «Природа», какой мы ее знаем (а никакой другой природы не существует, потому что мы ничего не знаем о «вещах в себе»), есть продукт истории, ибо все то, что содержится в нашей идее «природы», есть продукт исторической практики человека. Таким образам, марксизм для Бжозовского был равноценен окончательному опрокидыванию «натурализма», то есть идеи готового, «эмпирически данного» мира, и «интеллектуализма», то есть идеи «чисто теоретического мышления», продукта созерцательной деятельности наблюдателя. Бжозовский считал, что Вико, ведя борьбу с картезианством, был совершенно прав.

Можно сказать, что польский мыслитель превратил исторический материализм в некую эпистемологическую концепцию, которая может быть определена как расплывчатый активистский субъективизм. Очевидными последствиями этого были «антропологизация» и историческая релятивизация истины: вера в некую «надчеловеческую» истину, независимую от человеческой практики, была, по Бжозовскому, равнозначна провозглашению светской теологии. В то же время, однако, он выступал против релятивизма в этике и стремился найти прочную основу для моральных критериев. В конечном счете эту основу он нашел в Марксовой теории стоимости, которую превратил в общую аксиологию[392]. Отношение к труду, по его мнению, может служить всеобщим ценностным критерием, то есть критерием и историческим (поскольку существуют разные системы коллективного труда), и одновременно экзистенциально присущим человеку в каждую данную историческую эпоху, поскольку само человечество созидает себя в процессе труда.

Другой важный вывод «философии труда» заключается в утверждении, что так называемые объективные законы природы (или законы истории) дают ложное, овеществленное изображение мира. Это изображение, по мысли Бжозовского, порождается отчуждением интеллигенции, в свою очередь являющейся продуктом отделения бездеятельных производителей идей – для которых мир, каким они его знают, есть «данность» – от людей, которые трудятся и которые фактически творят этот мир. Если сами труженики пребывают в иллюзии относительно «объективности» естественных и исторических процессов, то это происходит исключительно из-за их социально порабощенного положения, которое на протяжении длительного времени выступало необходимым условием развития производительных сил. В этом смысле современный промышленный пролетариат образует класс трудящихся, который впервые в истории имеет возможность освободиться, не вызывая тем самым регресса в господстве человека над природой.

В попытке объяснить идейный генезис «натуралистических» искажений марксизма Бжозовский дошел до теоретического положения о глубинных различиях между философской мыслью Маркса и философской мыслью Энгельса. В программной статье «Исторический материализм как философия культуры», опубликованной в «Нойе цайт» в 1907 году, он приписал Энгельсу ответственность за бессознательную измену марксизму, совершенную во имя «мадонны Эволюции». Энгельс, заявил он, никогда не понимал подлинного смысла диалектики и практики, о чем свидетельствует уже тот факт, что диалектика истории была включена им в контекст «объективной» диалектики природы, хотя само существование такого рода диалектики несовместимо с философской позицией Маркса.

В 1908 – 1909 годах Бжозовский начал отрываться от марксизма и все больше сближаться с позицией Сореля. Вначале он обратил острие своей критики против Энгельса, особенно против его поздних работ[393], начиная с «Диалектики природы»; в дальнейшем же мишенью его нападок стал сам марксизм в целом, за которым он в конечном счете стал признавать лишь значение социального «мифа» в сорельянском смысле слова. К переходу Бжозовского на позиции едкого скептицизма по отношению к социалистическому движению его подтолкнули, бесспорно, тягостные переживания личного характера[394]

. Что же касается его философской эволюции[395], то ее следует рассматривать в связи с получившей развитие в начале века критикой марксизма II Интернационала. Напомним, что эта критика выражалась не только в полемических выступлениях ревизионистов, но и в трудах таких мыслителей, как Лабриола и Сорель, а в дальнейшем приобрела законченный облик в философских разработках Лукача и Грамши, действовавших в рамках марксистской традиции.