Упоминание Энгельса о «деклассированной буржуазной молодежи», которой так радовался Бакунин, видя в ней наилучшую гарантию революции в Италии, напоминает определение, данное этой молодежи самим Бакуниным в 1872 году. В одном из писем испанскому социалисту Франсиско Мора простодушный апостол анархизма следующим образом аргументировал свой оптимистический революционный прогноз для Италии:
«Народ, как в деревнях, так и в городах, находится в совершенно революционном, то есть в экономически-отчаянном положении, и массы начинают организовываться самым серьезным образом, их интересы начинают превращаться в идеи. – До настоящего времени в Италии не хватало не инстинктов, а именно организации и идеи. То и другое формируется, так что Италия, после Испании и вместе с Испанией, быть может, является в настоящее время наиболее революционной страной. В Италии есть то, чего не хватает другим странам: пылкая, энергичная молодежь,
Восемнадцать лет спустя, цитируя отрывок из этого письма в одной из своих корреспонденций в «Социал-демократе», Лабриола констатировал, что упомянутые ожидания Бакунина были лишь «грезой». «То была, – добавлял он, – не музыка будущего, а наскучивший припев песни, уже выходившей из моды»[406]
. Проживая в Неаполе, этом «естественном центре итальянского анархизма»[407], сам он никогда не был очарован бакунинской «грезой». В 1872 году, когда Бакунин писал Франсиско Мора про деклассированную буржуазную молодежь, готовую очертя голову броситься в революционный социализм, Лабриола, правда, уже занимался активной политической деятельностью, но только в противоположном лагере – в рядах неаполитанских умеренных. Судя по десяти корреспонденциям, написанным им тогда для флорентийской газеты «Национе» в связи с муниципальной избирательной кампанией в Неаполе, завершившейся неожиданной победой клерикалов, опыт этой деятельности был отнюдь не вдохновляющим[408]. Трезво оценивая ситуацию, он видел, что умеренные необратимо утрачивают былую гегемонию, переживают кризис и разложение. Навсегда угасала и его мечта об итальянской революции сверху, возглавляемой теми деятелями исторической Правой, которые были вождями успешно осуществленного политического объединения страны.Под сенью этой мечты Лабриола вырос. Родившись в Кассино в 1843 году в мелкобуржуазной интеллигентской семье, связанной с патриотическими кругами, юный Антонио в 1861 году переехал в Неаполь для учебы в тамошнем университете. Соприкоснувшись с политической жизнью воссоединенной Италии, он с первых же шагов смог убедиться, насколько огромна дистанция, отделяющая действительность от политических программ и идейных споров. Его пребывание в университете совпало с периодом вторичного расцвета неаполитанского гегельянства, и среди философов он уже вскоре зарекомендовал себя многообещающим специалистом по Гегелю. Однако тяготы повседневной жизни были столь угнетающими, что наложили отпечаток на его интеллектуальное и нравственное формирование. Вынужденный из-за бедственного материального положения семьи искать работу еще до окончания университета, он после неоднократных безуспешных попыток наконец в 1863 году удовольствовался – за неимением лучшего – должностью технического сотрудника полицейского управления; место это он получил благодаря покровительству Бертрандо Спавенты, брата тогдашнего министра внутренних дел Сильвио Спавенты. Молодой студент философии, уже написавший к тому времени работу, в которой подвергался критике целлеровский «возврат к Канту» и раскрывалось значение гегелевской диалектики, не мог не чувствовать унизительности подобного положения. Должно быть, на многие годы запала ему в душу та обида, которая отчетливо прозвучала в письме невесте от июля 1864 года: