«Мы должны сообща бороться за освобождение западноевропейского пролетариата и этой цели подчинить все остальное. И какой бы интерес ни возбуждали балканские славяне и т.п., но если их освободительные стремления вступают в коллизию с интересами пролетариата, то мне до них совершенно нет дела. Эльзасцы тоже угнетены, и я буду рад, когда мы снова сбудем их с рук. Но если накануне явно надвигающейся революции они захотели бы спровоцировать войну между Францией и Германией, снова натравить друг на друга эти два народа и таким образом оттянуть революцию, то я сказал бы: „Остановитесь! Вы можете терпеть столько же, сколько и европейский пролетариат. Когда он освободится, и вы, само собой, станете свободными, а до тех пор мы не позволим вам становиться поперек дороги борющемуся пролетариату“. То же и со славянами»[873]
.В результате поражения революций 1848 – 1849 годов как в Праге, Париже и Будапеште, так и в Кёльне и Франкфурте Маркс и Энгельс в своей политике отошли от идеи союзов с демократическими силами и стали подозрительно относиться к любому национальному движению независимо от того, где оно возникло – внутри великих наций или же в немецкоязычных землях. В «Обращении», направленном в марте 1850 года Союзу коммунистов с целью возродить его к жизни, содержался призыв к бдительности в отношении мелкобуржуазных демократов и к созданию рабочей партии, «возможно более организованной… и возможно более самостоятельной» во имя того, чтобы «сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства, пока пролетариат не завоюет государственной власти, пока ассоциация пролетариев не только в одной стране, но и во всех господствующих странах мира не разовьется настолько, что… по крайней мере, решающие производительные силы будут сконцентрированы в руках пролетариев». Если Маркс и Энгельс отвергают национализм, то государство остается в силе как пролетарское государство; цель революции, по их мнению, заключалась теперь в том, чтобы не только построить в Германии «единую и нераздельную германскую республику», но и добиться в ее рамках «самой решительной централизации силы в руках государственной власти»[874]
.Так выглядели первые наброски идеи о диктатуре пролетариата, которая должна была бы осуществиться в условиях сохранения государства по крайней мере в развитых капиталистических странах. Эта идея займет впоследствии центральное место, несмотря на критику социалистического государства лассальянского типа. Энгельс продолжил свою разработку этой идеи в работе «Революция и контрреволюция в Германии» (1852) на основе исторических изысканий по периоду возникновения немецкой нации в ходе крестьянской войны XVI века. На этом пути, оказавшемся плодотворным, но все же не лишенном влияния национализма, вероятно, идущим от немецкой историографии, Энгельс приблизился к этнологическим представлениям о национальности, хотя стержнем и этой его позиции осталось подчинение проблемы интересам революционной партии.
Позиция, занимаемая Марксом и Энгельсом в начале 50-х годов XIX века, не только показывает их отход от демократического движения, но и, быть может, объясняет, почему они поставили под сомнение самое будущее Польши, названной Энгельсом «une nation foutue» [пропащая нация, обреченная нация. –