Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

Это последнее замечание Каутского выглядит чуть ли не уступкой Отто Бауэру, опубликовавшему в 1907 году работу «Национальный вопрос и социал-демократия», – работу, которую также можно считать существенным вкладом в дискуссию по национальному вопросу, объясняющим внимание к проблеме культурной автономии в Австро-Венгрии и попыткой определить национальность в качестве внетерриториального сообщества (как раз такая интерпретация имела особое значение для Бунда в качестве решения еврейского вопроса). Однако конструктивистские выкладки Борухова, сформулированные в 1905 – 1906 годах, подготовили другой взгляд на национальный вопрос в соответствии с разработанным в России учением марксизма о законах капиталистического развития, эксплицитно являющегося развитием экономическим, а имплицитно – территориальным и государственным; это ясно видно на примере того, что писал, опираясь на Плеханова, Ленин в своем исследовании «Развитие капитализма в России», относящемся к 1898 году. На этом фоне очень скоро произошло – из-за разногласий по вопросу об организационных принципах построения партии и под влиянием желания найти политическое решение национального вопроса накануне революции – размежевание между Розой Люксембург и Лениным, у которого новые нотки в размышлениях по национальному вопросу зазвучали лишь гораздо позднее, под воздействием опыта империалистической войны, а затем и несбывшихся надежд на революцию на Западе (эти надежды впредь стали возлагаться на национальные движения народов Востока) и, наконец, когда было уже слишком поздно, под влиянием его «последнего боя», данного великорусскому национализму.

Победа революции в России – и только в России, да еще в особых условиях, – но главным образом сведение марксистской ортодоксии к советскому сталинскому марксизму, будь то под вывеской ленинизма или марксизма-ленинизма, превратили в догму и в теоретическую «сокровищницу» текст, который первоначально был всего лишь длиннющей журнальной статьей под названием «Национальный вопрос и социал-демократия» (1913), потом брошюрой под заглавием «Национальный вопрос и марксизм» (1914) и в конце концов трудом «Марксизм и национальный вопрос» в собрании сочинений Сталина и великим вкладом Сталина в марксизм. Конечно, сопоставление критериев в одном определении и четкость формулировок – немаловажный элемент их силы проникновения. Но изменение названия статьи и обобщающее звучание заголовка брошюры вводят в заблуждение относительно первоначального назначения этой работы, состоявшего всего лишь в том, чтобы дать обоснование позиции большевиков, позиции, несовместимой с любой другой позицией, ибо тогда было необходимо прежде всего отстаивать единство партии, то единство, которое Сталин при первом приближении к этой теме в 1904 году называл «политическим централизмом». Лишь много лет спустя, да и то под прикрытием абстрактной декларации о праве на самоопределение, появилась возможность поговорить о региональном управлении, а потом, в 1922 году, также о федерации и об автономии. Экстраполяция сталинской концепции за рамки истории и даже сведение ее смысла к подчинению задачам партии привели к тому, что на протяжении долгих лет существовала уверенность, будто получено наконец марксистское решение национального вопроса, ибо считалось, что найден ключ, открывающий все замки; в результате было упущено из виду даже то, что было в этой концепции ценного, то, что можно было бы применить к развитию капитализма в странах атлантической Европы в качестве «категории восходящего капитализма», на что, в частности, уже задолго до Сталина и с гораздо большей проницательностью указывали К. Каутский и О. Бауэр, но в этом состояла также и ограниченность этой концепции.

Преувеличения Сталина привели как к забвению роли Каутского, первым начавшего ее разработку, так и к пренебрежению заслугами О. Бауэра и полному игнорированию Борухова (если, конечно, исключить тот факт, что в узкой сфере еврейской и сионистской мысли сохранялся до известной степени культ личности Борухова), тогда как воспоминания о роли Бунда остались только в связи с полемикой, которую вел против него Сталин. Тем не менее реставрация этой теоретической связи грешила бы тем же недостатком, что и попытки ограничиться только реабилитацией Бауэра или Борухова. Если марксизм обеднили в результате нормативного экстраполирования, то необходимо вернуть его истории в том двойном плане, благодаря которому, как показал Г. Гаупт, марксизм через понятие практики пересекается с историей: с одной стороны, это случайности, обусловленные местом действия и противоречиями, в общем и целом обстановка, объединяющая и противопоставляющая рабочее движение и национальные движения, а с другой – слияние и появление идей в ходе политической борьбы, что представляет собой сферу марксистского исследования общества и истории, которое всегда оказывается незаконченным[866].