Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

Бауэр начал с некоторых теоретических принципов, как это явствует уже из последовательности глав его книги: 1) теория нации; 2) проблема национального государства, многонационального государства и автономии; 3) программа и тактика национальностей в социал-демократии Австро-Венгрии. «Основу книги, – замечает Бауэр в предисловии, написанном для переиздания 1924 года, – составляет попытка понять с помощью марксистской концепции изучения истории современные нации как общности характера, сформировавшейся благодаря общности судьбы». По сути, подобное определение представляет собой вывод из историко-психологических изысканий Бауэра. Именно поэтому его книга – фундаментальная для изучения исторических движений наций Центральной Европы путем анализа социальных и идеологических конфликтов.

Самое новое в книге Бауэра было изложено на страницах, посвященных социологии и социальной психологии. Здесь анализируется механизм межнациональных столкновений и расовой ненависти. Бауэр решительно порывает с прямолинейной концепцией марксистского эволюционизма, которой придерживалась Роза Люксембург; его книга – противостоит ее «Промышленному развитию Польши», где как раз отрицаются эти противоречия. Таким образом, он принимает во внимание национальное пробуждение «народов без истории» и констатирует инверсию, которая делает их революционными, исходя из анализа реальности и фактов примитивного сознания и вскрывая на примере Австро-Венгрии то, что позднее подтвердит история освобождения от колониального ига.

«Всегда и повсюду там, где народ поднимается против своих угнетателей, там, где силы господствующего класса общества противостоят национальной борьбе и где цель национальной политики соответствует разрушению господствующего режима, рабочий национален».

Поместив себя непосредственно в гущу «национальной борьбы», он рассматривает национальность для самой себя. Расовая ненависть, которая свирепствует в особенности среди мелкой буржуазии, переживающей конкуренцию и экономический кризис, распространяется и на производственные отношения и объясняется неравномерностью развития. Предваряя тезис о неравномерности обмена, Бауэр показывает, как различается реализация прибавочной стоимости в отсталых областях и областях развитого капитализма, в отношении рабочей силы и в смысле различий в стоимости. Но более важны для него социальные последствия миграции и место иммиграции в обществе, а не экономические процессы. Именно эмиграция порождает национальную проблему и переносит ее на политическую почву, внутрь самого рабочего класса, когда эмигранты сталкиваются с сегрегацией в кварталах гетто, отвергаемые превосходящими силами национализма. Социальные преобразования в Чехии и Моравии служат не просто фоном у Бауэра, а органически входят в его книгу, которая, таким образом, становится теоретическим документом, основанным на конкретном анализе, а не на идеологическом переложении классической капиталоцентристской схемы.

Возможно, именно изучение образа мыслей заставляет Бауэра настаивать на психологическом национальном характере своего тотализирующего определения. Национальность он рассматривает как социальную индивидуальность, как отличительный характер, зависящий от приобретенных черт и от воли, а лучше сказать, от опыта, формирующего личность. Но повторение психологической формулировки, естественно утомляющей читателя, сделано с целью отклонить какое бы то ни было расистское определение национального характера, который рассматривается с точки зрения психики и культуры и, таким образом, не связан с физиологическим наследием: «Именно различие культурных сообществ, несмотря на кровосмешения, строго разделяет нации». Впрочем, Бауэру настолько надоедает расистский лексикон, свойственный его времени, и он так стремится постичь духовную сущность понятия культурной общности, что в самокритичном предисловии 1924 года даже согласен принять то, что сам называет национальным фетишизмом. Психологический характер, эту национальную психику, которая приведет в замешательство Сталина, Бауэр соотносит с историей: «Нация – это то, что есть у нас исторического», или же: «Общность характера есть устоявшаяся история». В этом – итоговое значение всего, что есть материального и духовного в формуле «общность судьбы», которую лучше было бы перевести как «общая судьба»[917], как советовал Лео Валиани.