«Тот, кто видит буржуазный мир в агонии, – писал Бернштейн, – легко может узреть в любой из его акций лишь признаки смерти… Тем не менее история никогда не следует схемам эпиграмм, если не считать разве что великих эпох. То, что верно с точки зрения вечности, может оказаться серьезной ошибкой с точки зрения дня. С какого-то момента наша жизнь – это долгое умирание, но наши деяния будут продолжаться еще долго после того, как мы минуем этот момент, и это будут деяния живых, а не мертвых»[975]
.Метафора была более чем ясной. Впрочем, не менее ясными были и политические выводы, которые Бернштейн делал из этих предпосылок. Рассматривая империализм как политическое направление, он прежде всего противопоставлял демократический английский империализм («никаких умалений политических прав английских рабочих, никаких ограничений для объединения, никаких преследований за политические убеждения – вот что характеризовало до сих пор эпоху империализма»), имеющий целью создание «систематически организованной и рациональной» имперской федерации, немецкому империализму, которому недоставало «аспекта демократичности». Но утверждавшиеся на мировой сцене крупные имперские объединения в основном следовало рассматривать как никогда ранее в качестве «необходимых» носителей экономического прогресса. Вновь возникал – но уже в новом обличье – мотив необходимости экономического прогресса, та идея, которую ставили в упрек «ортодоксам». Однако с позиции Бернштейна противоречие в программных заявлениях международного рабочего движения, которое он критиковал («реакционный утопизм» – род нового луддизма, – связанный с желанием бороться против процессов и явлений, считающихся необходимыми предпосылками реализации социализма), разрешалось таким путем, что не без основания его можно было бы назвать «проимпериалистическим». Можно было клеймить жестокости колониальных завоеваний, опасности неосмотрительной гонки вооружений и мировой политики, но нельзя было лишить рабочий класс преимуществ, связанных с завоеваниями и экспансией на мировом рынке, нельзя было обрекать рабочее движение на бездействие, лишать его собственной позитивной внешней политики, гуманной колониальной политики, способной исправить тенденции, присущие общему процессу модернизации капитализма, одним из аспектов которого являлась внешняя политика империализма.
Именно благодаря политической борьбе вклад в понимание империализма обогатился новыми данными. В то время как Роза Люксембург усматривала здесь тесную, нерушимую связь между целями новой империалистической эпохи и качественно иными задачами, встававшими перед рабочим классом, ортодоксальные марксисты заняли единую позицию по проблеме империализма, своими выступлениями в социал-демократической печати Германии и за ее пределами способствуя тому, что акцент в изучении империализма окончательно сместился с политических аспектов на общие характеристики наступившей новой фазы капиталистической экономики.
«Основным пунктом этого вопроса, – утверждал Ледебур на Майнцском съезде немецкой социал-демократии, – является вступление капитализма во всех странах в фазу, характеризующуюся хищнической политикой, которая в свою очередь приводит европейский капитализм, как и капитализм американский, в самые отдаленные части света… Во всемирно-историческом плане мы имеем дело с проявлениями последней стадии капитализма (im letzten Stadium des Kapitalismus). Эти проявления в зависимости от фаз развития различных стран принимают ту или иную форму, но по сути всегда остаются теми же самыми как в самодержавной России, так и в конституционной Англии, как в республиканской Франции, так и в Америке и в Германии»[976]
.