Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

Чем более наука развивается в «монистическом» направлении, тем более философия, которую можно представить как попытку объединения разрозненных и фрагментарных знаний, утрачивает свое право на существование; следовательно, в конце концов в философии отпадет необходимость, и ее отчасти просто упразднят, а отчасти она растворится в монистической науке. Универсальность философии в прошлом заключалась в поиске синтеза опыта, представленного в гармоничной и единой картине мира. Однако в эпоху специализации наук постулат всеобщего единства, гарантируемого философией («спокойное созерцание единства»), обнаруживает всю свою наивность. Тектология, характеризующаяся переходом к решению специальных проблем лишь в том случае, если они уже были обобщены (в этом ее смысл и право на существование), в отличие от философии не «ищет» синтеза опыта, а создает его. Ее метод опирается на активность и организацию. Она выше философии, ибо ее универсальность носит одновременно научный и практический характер. Одиннадцатый тезис Маркса о Фейербахе – «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить

его» – становится девизом и легитимацией тектологии, а сам Маркс определяется как «великий предтеча организационной теории»[207]. Поскольку законы организации необходимы прежде всего для практики, поскольку весь организационный опыт человечества входит в компетенцию тектологии, последняя, по словам Богданова, «революционна по природе». Развитие этой науки – собственной науки Богданова – «станет признаком того, что люди завоевали сознательное господство над внешними и общественными силами природы, а также неограниченную возможность решать теоретические и практические задачи в соответствии с научным планом»[208]

.

В той мере, в какой философия благодаря своей синтетической работе предвосхитила научные обобщения (например, идея сохранения материи и энергии), в той мере, в какой некоторые философские построения имеют отчетливый тектологический характер, хотя это и не осознается (например, диалектика или теория эволюции Спенсера), они станут частью новой теории организации и утратят, таким образом, свой специфически философский характер.

Эта универсальная наука о методах организации – наука, обобщающая и собирающая в единое целое все разнообразные методы и частные области науки, – представляет собой, по мнению Богданова, «науку будущего», «всемирную методологию»[209]

.

Как сфера, далекая от практики, философия близка к исчезновению, пишет Богданов в 1911 году. Сам эмпириомонизм отнюдь не полная и законченная философия; он является переходной формой, так как знает свою дорогу и знает, чему следует уступить место. Он – не самоцель, а непосредственная предпосылка новой систематизации.

«Начало всеобщей новой науки будет положено в ближайшие годы, ее расцвет возникает из той гигантской лихорадочной организационной работы, которая создает новое общество и завершит мучительный пролог истории человечества. Это время не так далеко…»[210]

.

•

В своей «теории организации» Богданов дал характеристику запланированным направлениям социальных процессов, а также определил те принципы, которым должно будет следовать человеческое сознание для достижения полного господства над природой, техникой и экономикой. Он останавливается на многих частностях, анализ которых невозможен в объеме данной работы. Издания «Тектологии», вышедшие в свет после 1917 года, Богданов дополнил положениями, посвященными организации советского общества. Его идеи относительно плановой организации производства (Богданов некоторое время был членом ВСНХ), а также теории равновесия (известной сегодня в кибернетике как система feed back[211]) сыграли исключительно важную роль в советском экономическом планировании 20-х годов; это еще одна до сих пор не изученная проблема.