Наконец, для своей «всеобщей организационной науки» Богданов нашел выражение еще в одной, полностью отличающейся от остальных, удивительной форме: якобы его, Богданова, теорию наглядно иллюстрирует на Марсе некий ученик Маркса (марсианский Маркс зовется Ксарма); эту свою картину «нового мира» и его организации Богданов рисует в романе «Красная звезда», законченном в 1906 году (то есть написанном еще в период революции) и опубликованном в 1908 году. В соответствии со схемой, в определенном смысле предложенной в книге Чернышевского «Что делать?», этот роман можно характеризовать одновременно и как политический, и как утопию. Уже в «Эмпириомонизме» Богданов дает утопии принципиально положительную оценку, определяя ее как «незыблемую активность в борьбе за жизнь». Как педагог Богданов полагает, что изображение политической утопии в форме романа (в 1912 году Богданов написал еще один утопический роман – «Инженер Мэнни») есть политико-воспитательное средство, для того чтобы сделать доступной рабочим идею будущего коллективистского общества. Фактически он рисует перед массами «художественную» картину, которая может в отличие от теории оказать воздействие на их воображение, пробудить их фантазию. Коллективизм, показанный в «Красной звезде» (который иллюстрируется там на примерах воспитания, семейной жизни, решения проблем питания, преклонного возраста, болезней и смерти, труда, науки, социализации), обязан своим блестящим функционированием центральной административно-статистической машине, которая регистрирует и контролирует трудовой процесс, выпуск продукции и производительность предприятий, а также колебания в численности рабочей силы. Этот статистический механизм путем трансмиссий и электрических сигналов гарантирует производству запланированное равновесие, сигнализируя о том, какие продукты должны быть изготовлены, в каких количествах, в какие сроки и сколько потребуется рабочей силы. Незанятые рабочие, где бы они ни находились, получают информацию из статистического центра, после чего самостоятельно массами направляются туда, откуда поступил запрос, и начинают заниматься производством недостающих материальных благ, чтобы довести их количество до требуемого. Тем самым достигается необходимое статистическое равновесие процесса производства, а также нормальное функционирование общества, причем каждый абсолютно свободен в выборе места работы и организации своего трудового процесса. В рецензии от 1908 года Луначарский определил утопию Богданова как «пророчество пролетарской философии в момент своего рождения». Эта утопия, в которой нашли свое выражение коллективистские идеалы и надежда на полное исчезновение индивидуализма в идеальном обществе будущего, предвосхитила богдановскую идею науки как коллективного опыта людей и как средства организации жизни общества. Технический прогресс есть единственный критерий истины.
Однако наряду с «великими» идеологиями, или «основополагающими идеологиями» коллективизма, наряду с эмпириомонизмом и тектологией в многочисленных работах Богданова анализируются и другие идеологические формы коллективизма, помогающие человечеству «планомерно организовать по всей линии свои творческие силы, свою жизнь»[212]
: например, нормы общественной жизни, или нормы товарищеской солидарности, приходящие на смену юридическим и моральным нормам буржуазной культуры; искусство, воспринимаемое как средство воспитания и организации; создание единого языка для всего человечества в качестве «самой общей организующей формы для мирового сотрудничества»[213]. Коллективизм – как подсказывает анализ отельных идеологических тенденций – в любой области означает подавление специализации, или, как говорит Богданов, повторяя выражение Эрнста Маха, «филистерства специализации».В отношении языкового объединения Богданов полагает симптоматичным то, что каждое новое изобретение порождает ряд новых терминов для обозначения деталей машин, их функций, способов обращения с ними рабочих. Исключая незначительные поправки, большинство этих терминов принимается всеми языками. То же происходит с терминологией точных наук. Однако и в других областях рост количества иностранных слов также указывает на взаимное проникновение языков. Следовательно, такой язык, наиболее оригинальная форма организации, может развиваться до тех пор, пока не станет единственным языком, пригодным для использования в ходе всего трудового процесса на основе действительно практического единства жизненных условий людей, то есть коллективизма. Однако (обратите внимание) Богданов вовсе не прибегает к попыткам искусственного создания международных языков, таких, как эсперанто – это типичное изобретение интеллигентов и наивных ученых, которые вообще не понимают, «что есть речь», и, «обладая лишь миллионной долей общечеловеческого опыта», в разгар борьбы народов и классов отвлеклись от происходящего и решились создать искусственный язык[214]
.