Марксизм в эпоху II Интернационала. Выпуск второй

Как следует из «Эмпириомонизма» (издание 1906 года), Богданов по образованию натуралист. Поэтому первое время он, со своим строгим гносеологическим монизмом, научным объективизмом и категорическим отказом от всякого рода «фетишей религиозных и метафизически-идеалистических мировоззрений», был довольно близок к «материализму естественников». Однако впоследствии «социальный материализм» Маркса убедил его в несостоятельности «старого материализма» ученых-натуралистов[220]

. Тем не менее, даже став марксистом в смысле приверженности марксистской социальной философии, Богданов не имел никаких причин «отказываться от своего старого стремления к поиску основы для философии в естественных науках». Напротив, если под философией подразумевалась совокупность опыта и науки, воплощение законченной системы знаний, то именно марксистская философия, до сих пор не существовавшая в природе, неизбежно должна была оформиться как натурфилософия. «Ведь естественные науки – идеология производительных сил общества

, потому что их базисом служит технический опыт и технические науки; согласно же основной идее исторического материализма, производительные силы общества представляют базис его развития вообще»[221]

. Создание философии, «органически связанной с научной теорией марксизма», – вот задача, решение которой ставит перед собой Богданов в «Эмпириомонизме» и во многих других работах. Он стремится познать самую сущность знания и, в соответствии с марксизмом, посредством социально-генетического исследования, то есть единственно возможным путем[222]

, осуществить гармонический синтез, с одной стороны, методов, используемых в естественных науках, и их философий, которые получили свое развитие уже после Маркса и Энгельса, и, с другой – социальной философии Маркса.

Влияние эмпириокритицизма[223] объясняется тем, что диалектический материализм Энгельса не мог быть согласован с данными современных естественных наук. Последние открытия в области физики породили серьезные сомнения в ценности понятия материи: атом, который до сих пор рассматривался как конечный материальный элемент мира, теперь превращается в средоточие энергии и силы. В научных дискуссиях той эпохи говорили об «исчезновении материи». Такие эмпириокритицисты, как физики Эрнст Мах и Рихард Авенариус, сделали из этого вывод о том, что мир дан человеческому знанию непосредственно в ощущениях. Все понятия, употребляемые людьми, есть не что иное, как знаки, указывающие на эти непосредственные ощущения и комплексы ощущений; это мысленные символы, знаки, которые служат для общения между людьми, их взаимопонимания и облегчают его, но не имеют никаких коррелятов в реальности. Это чистые символы, представленные в виде вещи, причины, тела, атома, материи; и даже то, что обычно называют законами природы, в сущности, есть не что иное, как мысленные символы, рабочие гипотезы. С точки зрения эмитириокритиков, формирование подобных понятий, формулировка законов природы как в жизни, так и в науке есть процесс, существующий вследствие того, что человеку свойственно стремиться к экономии работы мозга, к экономии собственного мышления. Этот принцип «экономии мышления» означает отказ от классических материалистических понятий, таких, как закономерность или причинность, которые являются метафизическими предположениями, лишенными какой бы то ни было экспериментальной основы. Материя становится чистым мысленным символом, обозначающим относительно устойчивый комплекс элементов ощущения, а категории причины и следствия заменяются функциональным понятием постоянства определенных связей. Следовательно, хотя любое знание можно свести к ощущению и комплексам ощущений, формирование понятий все же необходимо для человека и для его собственной познавательной деятельности: процесс познания есть не что иное, как управление ощущениями посредством понятий с целью достижения как можно большей простоты во взаимопонимании и как можно большей экономии интеллектуальной деятельности. Значит, научная мысль выполняет главным образом функцию упрощения общения между людьми, их взаимопонимания, когда дело касается содержания их чувств. Однако любой философ, знакомый с таким построением, должен отметить, что в конечном счете при любой концептуализации игнорируется реальность и возникает противоречие ей в том смысле, что с помощью понятия делается попытка в потоке ощущений зафиксировать нечто такое, что в действительности не может быть зафиксировано.