К началу мировой войны левая оппозиция в австрийской социал-демократической партии могла рассчитывать на поддержку лишь небольшого числа своих сторонников, составлявших «кружок Карла Маркса». Кроме Фридриха Адлера (который накануне войны, полемизируя со своим отцом Виктором Адлером, повел открытую кампанию против политики «перемирия с буржуазией»), участниками этого кружка были также Габриэль Профт, Роберт Даннеберг, Макс Адлер, Тереза Шлезингер, Леопольд Винарский, Анна Штрёмер-Хорник и Франц Коричонер (племянник Рудольфа Гильфердинга, будущий основатель Коммунистической партии Австрии)[610]
. Впрочем, как отмечал много лет спустя в своей автобиографии Троцкий[611], вплоть до так называемого несостоявшегося Венского конгресса (конгресс Интернационала, который должен был состояться летом 1914 года) в позициях австрийской и германской социал-демократии не было существенных расхождений[612]. Свое истинное лицо левая оппозиция стала по-настоящему приобретать лишь начиная с 1915 года, после конференции в Циммервальде, под впечатлением краха II Интернационала и смелого выступления Карла Либкнехта против военных кредитов[613]. 3 декабря того же года австрийское меньшинство в своем «Обращении интернационалистов Австрии к интернационалистам всех стран» заявило о своей полной приверженности принципам Циммервальда. Этот документ получил широкий отклик в международном рабочем движении и был опубликован в целом ряде газет. В следующем году обращение нашло свое подтверждение на общеимперской конференции австрийской социал-демократии (25 – 27 марта 1916 года)[614]. Это первое выступление левых со своей самостоятельной программой послужило Фридриху Адлеру поводом для того, чтобы высказать критику в адрес «социал-патриотической» политики своего отца (который все еще оставался неоспоримым лидером партии) и начать острую полемику с Карлом Реннером, проводившим в русле процесса «демократизации» политику спасения многонациональной Габсбургской империи[615]. Несмотря на все усилия левой оппозиции, общеимперская конференция закончилась для нее неудачей. Именно из-за провала этой попытки, а также других попыток левых обратиться с воззванием к партии, а затем в Бюро Социалистического интернационала Адлер пришел к выводу о необходимости какого-то «жеста», необычного и способного вызвать могучий отголосок, который позволил бы вывести из состояния пассивности и склероза партию, подвергавшую себя риску оказаться оторванной от масс в тот момент, когда последние несли не только жертвы в результате войны, но и всю тяжесть полицейских репрессий. Широкий отклик, который получил в международном рабочем движении «жест» Адлера, нескончаемая полемика вокруг «политического терроризма» и его правомерности в критических ситуациях ныне слишком хорошо известны и изучены, чтобы останавливаться на них сколько-нибудь подробно[616]. И наоборот, следует отметить, что подлинным поворотом явился не столько сам террористический акт, сколько знаменитая самозащита Адлера на процессе, который состоялся 18 – 19 марта 1917 года и проходил в обстановке массового подъема забастовочного движения в Австрии с приходом известия о свержении царизма в результате Февральской революции[617]. С этого момента Фридрих Адлер стал для австрийского рабочего класса олицетворением борьбы с абсолютизмом и социал-шовинизмом, опасность которого всерьез нависла над партией и грозила ей перерождением. Его имя часто ставилось рядом с именем Карла Либкнехта. Листовки, распространявшиеся рабочими во время крупных забастовок в январе 1918 года, содержали среди прочих требование немедленного освобождения Адлера (которое последовало лишь 2 ноября 1918 года, накануне провозглашения республики, тогда как смертная казнь была заменена Верховным судом на 18 лет каторги еще в сентябре предшествующего года, что явилось последней отчаянной попыткой империи предотвратить свой крах после Февральской революции и вступления в войну Соединенных Штатов[618]).Предпринятая Адлером акция и ее политические последствия имели значение, однако, прежде всего для развития самой австрийской социал-демократии. Так, непосредственным результатом явилось усиление левой оппозиции, получившей возможность участвовать в работе 3-й Циммервальдской конференции, состоявшейся 5 сентября 1917 года в Стокгольме. Вернувшись через несколько дней в Вену, Бауэр нашел политическую обстановку весьма благоприятной для деятельности левых, что предопределило его немедленное выступление на съезде партии (19 – 24 сентября) с программным заявлением[619]
.