Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Бернштейн, как известно, подвергал острой критике приравнивание Каутским теории к движению, в результате чего само существование социал-демократии выдвигалось в качестве главного аргумента в пользу марксизма, становилось его настоящим «краеугольным камнем»

[643]. Чтобы снять риск апологетики, который содержала концепция Бернштейна, он указывал на необходимость разработки так называемой марксистики (Marxistic)[644]

, подразумевая под этим термином (который он заимствовал у Дюринга и Хёхберга) целую теоретическую систему, отличающуюся строгой научностью и постоянно подвергающую проверке собственные дескриптивные и прогностическо-прескриптивные положения в соответствии с гносеологическим развитием различных социально-исторических дисциплин. Словом, марксистика должна была выступить в роли противоядия апологетическим тенденциям «марксизма» в его каутскианской интерпретации. Группа сторонников австромарксизма, которые начиная с 1903 года объединились под эгидой Лиги будущего (Zukunft-Verein), представлявшей собой зародыш обширной и разветвленной впоследствии педагогической структуры австрийской социал-демократии, приняла решение основать самостоятельные теоретические органы (с 1904 года это «Маркс-штудиен», а с 1917 года – «Дер кампф»). Эта группа стремится отмежеваться от постановки вопроса о связи теории и движения Каутского, принимая исходный «ревизионистский» постулат о неидентичности марксизма и социализма. И именно Бауэр, подводя итог культурно-политической деятельности австро-марксизма в весьма содержательном и эмоциональном некрологе памяти Макса Адлера, указал на «Bernstein-Debatte» как на причину, положившую начало формированию «молодой школы марксистов Вены», которая – начиная с Макса Адлера и Густава Экштейна и кончая Рудольфом Гильфердингом и Карлом Реннером – «в отличие от предыдущего поколения марксистов во главе с Каутским, Мерингом, Лафаргом и Плехановым вплотную приблизилась к культурным пластам своего времени»[645].

Во вступительной статье к первому тому «Маркс-штудиен» (в котором были помещены следующие работы первостепенной важности: критика Гильфердингом учения Бёма-Баверка, «Существенная функция правовых институтов» Реннера и «Причинность и телеология» Макса Адлера) выдвигалась программа развития марксизма как «сознательного распространения результатов и методов марксистского мышления в контексте всей современной духовной жизни, то есть в связи с содержанием философской и социологической деятельности современности»[646]. Таким образом, подтекст этого издания свидетельствовал о наличии связи между дискуссией о ревизионизме и диспутом о методах (Methodenstreit). Рецензируя этот том для журнала «Архив фюр социальвиссеншафт унд социальполитик», Конрад Шмидт не преминул указать на наличие подобного аспекта и, более того, подчеркнуть «созвучность» проблематики этого журнала работам Макса Вебера[647]

.

Назревшая необходимость соединения результатов «диспута о методах» с основополагающими пунктами дебатов о ревизионизме заключалась для сторонников австромарксизма (и в особенности для Макса Адлера) в том, что застой, в котором оказалась марксистская дискуссия, проистекал из некритичного и расплывчатого определения понятия «наука»[648]. Особого накала полемика достигла прежде всего по вопросу о толковании категории необходимости, которая в интерпретации Каутского фигурировала как естественный и бесспорный коррелят научности марксизма.

Обращение к вопросу о методах и содержании социальных наук, предпринятое «марксистами II Интернационала», затрудняет работу по их политической классификации, согласно столь же безапелляционному, сколь и мистическому противопоставлению «ортодоксов» и «ревизионистов». Отсюда хрупкость такой их категории, как «каутскианцы», предложенной Маттиасом под непосредственным влиянием «критического марксизма» Корша[649]. Данная классификация почти не учитывает динамичность и разнообразие теоретической картины европейского марксизма начала столетия, не принимает во внимание того факта, что требование научности и особого рода критичности, необходимость новой постановки проблемы соотношения марксизма и философии с целью разрешить эту дилемму не только выдвигались Лукачем и Коршем в 20-е годы, но уже разрабатывались детальным образом как программные вопросы работы журнала «Дер кампф».

Австромарксизм выступил, таким образом, как наиболее яркий пример контактов марксизма с большой европейской культурой, которые на рубеже столетий, особенно после русской революции 1905 года, становились все более широкими и тесными. Как отмечает по этому поводу Эрик Хобсбом, исследуя данную взаимосвязь, а именно распространение марксизма в кругах научной и академической культуры,