Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый

Острота ощущения этих проблем была изначально присуща австрийской социал-демократии, так как с самого момента своего зарождения она посвятила себя решению проблем габсбургского государства. Объединение «умеренных» и «радикалов» на основе принципов Хайнфельдской программы превратило партию в организацию, единственно способную выразить интересы всего многонационального населения империи[651]

. Упорный торг вокруг национального вопроса, а также наличие в руководящей группе еврейского интеллигентского большинства, воспитанного на культурных традициях Центральной Европы, уже в 90-е годы прошлого столетия представляли собой характерную черту австрийской социал-демократии в отличие от германской. Отдельные группы интеллигенции из образованных кругов средней буржуазии уже начиная с 1886 года (то есть еще до съезда в Хайнфельде) стали собираться вокруг еженедельника «Ди гляйххайт», основанного Виктором Адлером, а с 1895 года их центром стала «Арбайтер-цайтунг». Виктор Адлер, врач по профессии и близкий друг Зигмунда Фрейда (с которым в молодости дрался на дуэли), был перебежчиком из лагеря либералов наряду с другими харизматическими лидерами наиболее активных политических группировок конца столетия – прежде всего такими, как христианский социалист Карл Люгер (получивший известность на посту бургомистра Вены), пангерманист Георг Риттер фон Шёнерер и сионист Теодор Герцль. Если отступничество этих представителей интеллигенции объяснялось прежде всего крахом габсбургского либерализма, неспособного справиться с проблемами урбанизации, удовлетворить запросы быстро нарождавшегося индустриального общества, порожденного техническим переворотом конца столетия в условиях аграрной и мелкобуржуазной среды, то силой, способной хотя бы в начальной стадии творчески подойти к решению еще нетронутых или просто-напросто назревавших и разраставшихся проблем, была социал-демократия. Ее способность остро ощущать проблемы политики и идеологии, организационно решать крайне разносторонние и многообразные культурно-социальные вопросы (социал-демократия объединяла в своих рядах представителей самых широких политических кругов – от анархистов до монархистов), ее педантичное отношение к решению весьма сложных институциональных проблем вполне оправдывают присвоенное ей ироническое наименование «К.К.», то есть «кайзеровско-королевская (или, если применить знаменитое выражение Р. Музиля, „каноническая“) социал-демократия». Наименование это было употреблено Карлом Люгером, одним из наиболее активных и ярых ее противников. Но существует и другая сторона – способность притягивать к себе интеллигенцию, научный и академический мир. Поэтому в австрийских университетах в отличие от германских «систематической дискриминации» марксистской интеллигенции не наблюдалось

[652]

. Поэтому совсем не случаен тот факт, что Карл Грюнберг, который вместе с Лудо М. Гартманом и Штефаном Бауэром основал в 1893 году «Фиртельяр фюр социаль- унд виртшафтсгешихте» (один из наиболее серьезных журналов по экономической и социальной истории в немецкоязычных странах), в 1910 году приступил к публикации на своей венской кафедре периодического издания «Архив фюр ди гешихте дес социализмус унд дер арбайтербевегунг», доступного социалистическим теоретикам-интеллектуалам, не прошедшим школы Каутского. В качестве наиболее доступного и гибкого орудия культурно-политического просвещения «Архив» Грюнберга имел своим аналогом по теории общественно-исторических дициплин «Архив» М. Вебера, определяемый Хобсбомом как, «возможно, единственный немецкий печатный орган по научно-общественным вопросам, доступный для тех, кто или был близок к социализму, или находился под его влиянием, или прямо отождествлял себя с ним»[653].

Уже в ходе подготовки Венского съезда 1901 года дискуссия о пересмотре Хайфельдской программы показала, что особая интенсивность и обширность связей австрийской социал-демократии с интеллигенцией, большая теоретическая подготовленность этой партии по сравнению с СДПГ способствовали ее приоритету в подходе к наиболее важным вопросам теории и политики. Ведь именно Виктор Адлер еще в самом начале дискуссии резко отмежевался от катастрофической теории растущего обнищания (Verelendungstheorie), полемизируя с теми, кто считал ее не просто «тенденцией», но «железным законом». Одновременно он считал, что наравне с этой тенденцией необходимо принимать во внимание и противоположную ей тенденцию в лице организованного рабочего движения, противопоставляющего свою деятельную волю объективности «закона движения», в результате чего тенденция к обнищанию встречает на своем пути препятствие в лице политической субъективности пролетариата[654].