Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск второй

«Цель капиталистического производства – прибыль. Извлечение возможно большей прибыли – мотив всякого индивидуального капиталиста – превращается в основной принцип его экономических действий, необходимо возникающий из условий капиталистической конкурентной борьбы. В самом деле, индивидуальный капиталист может удержаться лишь при том условии, если он постоянно стремится к тому, чтобы не просто сохранить равенство с конкурентом, но и получить превосходство над ним. А этого он может достигнуть только в том случае, если ему удастся повысить свою прибыль над средним уровнем, следовательно, извлекать сверхприбыль. Субъективное стремление к возможно более высокой прибыли, воодушевляющее всех индивидуальных капиталистов, имеет объективным результатом тенденцию к установлению равной средней нормы прибыли на все капиталы»[519].

Роль и значение конкуренции еще больше возрастают, если принять гипотезу о том, что конкуренция есть причина «длительного понижения нормы прибыли ниже среднего уровня»[520]. Из этих предпосылок нетрудно вывести, что, с одной стороны, конкуренция может претерпевать ограничения (если сам индивидуальный капиталист стремится вырваться из ограничительных пут конкуренции), а с другой – обусловливая падение нормы прибыли, конкуренция должна вызывать существенные изменения в самой структуре капитализма[521]

. Возможность ограничения конкуренции Гильфердинг объясняет увеличением постоянного капитала (с тенденцией к понижению доходности капитала) и техническим прогрессом[522]. Тезис об ограничении конкуренции как факторе, преобразующем структуру системы, приводит к заключению, что капитализм функционирует в соответствии со структурными принципами, которые стали иными по сравнению с его начальной конкурентной фазой

[523].

В действительности же, если обратиться к определениям Маркса, здесь имеет место путаница между имманентными законами капиталистического производства и тем обстоятельством, что эти последние реализуют свое действие как «принудительные законы конкуренции», во внешнем движении капиталов. Исходя из Марксова понятия «капитал вообще»[524]

, следует признать, что само по себе ограничение конкуренции вовсе не означает, будто «имманентные законы капиталистического производства» должны претерпеть изменение. Подобная путаница, часто встречающаяся у исследователей, занимающихся проблемами монополизации, есть результат отождествления конкуренций со «свободной» конкуренцией. Конкуренция остается сферой тенденциальных взаимодействий капиталов, – сферой, в которой тенденции способа производства реализуются «за их спиной», через их взаимные действия – независимо от того, является ли конкуренция «свободной» или «приторможенной», полной или ограниченной монополией.

Отношения, существующие между имманентными законами и их внешним осуществлением, между совокупным капиталом и отдельным капиталом как таковым и как частью совокупного капитала, образуют предпосылку, на основе которой в литературе после Маркса развиваются обе принципиально расходящиеся концепции, упомянутые выше. Теперь мы можем более точно проследить ход мысли и ближе познакомиться с методом в обоих случаях. В соответствии с первой из двух концепций переход от конкуренции к монополии представляет собой преодоление, отмену общих законов капиталистического способа производства, ибо принудительные внешние законы конкуренции отождествляются с имманентными законами способа производства. Капитализм организуется и тем самым преодолевает собственную уязвимость к кризисам, даже усугубляя при этом противоречие между наемным трудом и капиталом. Правда, правомерно сомнение, может ли общество такого типа по-прежнему быть адекватно объяснено с помощью понятия капитализма; во всяком случае, Варга отрицает это, когда оспаривает понятие организованного капитализма: