Марлен Дитрих

– Ему не понравился «Голубой ангел»? Как странно. В Германии это хит. Вы видели анонсы? В них говорится…

– Я знаю, что в них говорится. У них тут имеются свои коды, как у наших цензоров, только здесь ограничения накладываются самостоятельно. Фильмы должны отвечать определенным критериям, прежде чем их выпустят в прокат, поэтому «Голубого ангела» отредактируют, чтобы подогнать под эти критерии. И наша парижская проститутка станет певичкой с сомнительным прошлым.

К моему изумлению, фон Штернберг только пожал плечами. В Берлине он готов был до смерти биться с «УФА», чтобы настоять на своем, а здесь соглашался с тем, что ему предписывали?

– Как я уже сказал, – продолжил он, – стоит нам привести сценарий в порядок, и все заработает. Ваши реплики я хочу урезать до минимума. Акцент слишком заметен, поэтому вы займетесь английским с преподавателем, его наняла студия.

– Парижская певичка с туманным прошлым, – усмехнулась я и отодвинула от себя поднос с несъедобным гамбургером. – Сценария нет. Мой английский требует доработки. Им не нравится, как я выгляжу, или я недостаточно похожа на Гарбо. Они сами на себя наложили ограничительные коды. Все это звучит проблематично.

– Так и есть, – не стал спорить фон Штернберг и впился в гамбургер; на поднос закапала ярко-желтая горчица.

– И у меня нет права слова? – добавила я, начиная жалеть, что проделала весь этот путь через океан. То, как фон Штернберг описывал работу в Голливуде, напоминало рабство.

Режиссер заговорил тверже:

– Слова в чем? Вы подписали контракт. Студия выбирает для вас роли. И я обладаю исключительными способностями к тому, чтобы подводить их к выбору для вас самых лучших.

Между нами заискрило от напряжения. Мне было все равно. Я знала, как может разбушеваться фон Штернберг, и меня это не пугало. Но в кафетерии начали появляться люди – статисты в тогах, видимо, у них начался перерыв в съемках. Очень немногие поглядывали в нашу сторону. Мы разговаривали по-немецки, так что они, вероятно, не поняли бы ни слова, но мне не хотелось устраивать сцен, только-только приехав.

– Да, конечно, вы обладаете, – сказала я, закуривая. – Но еще одна певичка? Мне от этого не легче. Звучит так, будто это та же самая роль, созданная, чтобы никого не обидеть.

Фон Штернберг затих.

– И?..

– Нужны некие вводные. В конце концов, мне предстоит сыграть эту певичку.

Он нахмурился:

– Я принесу вам сценарий сегодня вечером. Но предупреждаю, он не закончен.

– Danke.

Я улыбнулась, заметив, что фон Штернберг раздражен не только моим настойчивым желанием прочитать сценарий. Подумала: должно быть, причина в том напряжении, которое он испытывал от необходимости сделать из меня звезду в картине, навязанной студией. В Берлине он был мастером, несмотря на бюджет и ограничения по времени, а здесь должен был ублажать неимоверное число мастеров давать советы и высказывать свои мнения.

– Расскажите мне об актере на главную роль, – предложила я в надежде ослабить накал сверкавшей на лице режиссера ярости, однако он лишь усилился.

– Это не мой выбор. Я хотел взять Джона Гилберта, но он на контракте у «МГМ», и его не хотят отпускать. – Фон Штернберг помолчал и вдруг недобро усмехнулся: – Вероятно, они тоже наслышаны о нашем успехе в Германии и знают, что вы скоро затмите их дойную корову Гарбо.

– Имя актера? – намекнула я.

Меня начинало утомлять это надуманное соперничество с актрисой, которую я ни разу не встречала. Конечно, Гарбо была звездой и примером для подражания, если я должна кому-то подражать. Но я надеялась разработать собственную марку, а не прятаться в тени другой женщины.

– Его зовут Гэри Купер, – с видимой неприязнью сказал фон Штернберг. – Может ли быть что-нибудь более американское? Эта жаба Селзник – друг Купера, наседал на Шульберга, чтобы застолбить для дружка место. Селзник считает, что Купер способен исполнить главную роль, хотя тот пока еще ничем этого не доказал.

– Ох, я никогда о нем не слышала.

– А кто слышал? В последнее время он добился кое-какого успеха, как мне сказали, в роли застенчивого героя. Сыграл легионера в картине под названием «Красавец-рубака», вот почему Селзник и навязывает его мне. И еще Купер был ковбоем в одном из вестернов. Жуткие картины эти вестерны, но публике здесь они, похоже, нравятся. В любом случае Селзник решительно намерен привести на эту роль Купера, а я так же решительно намерен остановить его.

У меня появилось чувство, что он чего-то недоговаривает.

– А если нам все-таки придется с ним работать, есть у него талант?

– Не больше, чем у любого актера. Меня интересует только ваш талант. – Фон Штернберг вдруг встал. – Мы опаздываем на съемки рекламного ролика. Хватит курить! Мне нужен ваш лучший голос.

Тем же вечером, когда я вернулась в свою квартиру в состоянии крайнего утомления, фон Штернберг зашел ко мне со сценарием.

Я посмотрела на заголовок:

– «Марокко». Мне нравится.

– Не слишком-то влюбляйтесь в него. Я говорил вам, что мы всё еще вносим поправки. Название может измениться, как и все прочее.