Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Когда Бог по чистому милосердию Своему, без всяких моих заслуг, одаривает меня несказанными богатствами, – неужели же я свободно, радостно, от всего сердца не поспешу сделать все, чем могу Его порадовать? Как Христос отдал Себя за меня, – так и я, подражая Христу, отдам себя ближнему[200].

Приняв Христа, мы немедленно становимся праведниками – благодаря Его праведности, а не тому, что сделали или можем сделать сами. Добрыми делами мы не в силах заслужить благоволение Божье. Это благоволение у нас уже есть – хоть мы и грешники, которые грешат и не могут перестать грешить. Верою обратиться к Богу – именно как грешники, понимая, что мы грешники, – и воззвать к Нему о помощи, признав свою беспомощность, – вот и все, что мы можем для себя сделать. И в этот миг – когда мы признаем свое положение и с верою обращаемся к Богу, – Бог немедля покрывает нас Своей праведностью. А наша благодарность Богу за этот свободный дар праведности и спасения вызывает в нас желание порадовать Его добрыми делами. Мы творим добрые дела не из какой-то тяжкой формальной обязанности, не в надежде заслужить этим благоволение Бога, но из чистой благодарности за то благоволение, что у нас уже есть. Наше служение Богу уже искуплено – и бескорыстно. Такова сила веры в Христа. Все низменное, все мертвое верою искупается и преображается в жизнь и славу.

Эту мысль Лютер выражает в типичном для него красочном образе. «Что за неравный брак! – восклицает он. – Христос – богатый, благородный, благочестивый жених – берет себе в жены нищую, грязную уличную потаскушку, искупает ее от всякого зла, осыпает своими сокровищами». Павел и Августин, возможно, никогда бы так не выразились – однако именно это неоспоримо и неизбежно вытекает из их богословия. Эта основная богословская мысль стала для Лютера плодородной почвой, из которой произросло все остальное. Если мы, грешники, обреченные на ад, полностью искуплены – значит, нет в нашем мире такого зла, такого уродства, какое невозможно было бы преобразить и искупить. Следовательно, нет в нашем мире ничего такого (включая и наши тела, и все телесные проявления, в том числе и сексуальность), от чего благочестивый человек должен бежать или стремиться это преодолеть; все, что есть в мире, нужно принимать с распростертыми объятиями, – так, как принимает и искупает весь мир Бог. Ничто в мире не должно погибнуть, исчезнуть, погрузиться в забвение – все в нем искуплено и радостно шествует в вечную славу Божью.

Однако рано или поздно этой бешеной продуктивности должен был настать конец. Новый император наконец обратил внимание на Германию; и Рим возобновил свои попытки изловить дикого кабана, разоряющего нежные папские виноградники.

Глава девятая

Булла против Лютера

Ты погубила истину Божью – и ныне Господь погубит тебя. Пусть пожрет тебя огонь!

Мартин Лютер, при сожжении папской буллы

Лютер писал трактат за трактатом – а тем временем за девятьсот миль к югу от него, в сияющих мраморных дворцах Рима, вновь закрутились позолоченные шестеренки папской машинерии. В феврале 1520 года Каэтан стал сопредседателем комиссии по исследованию лютеровых писаний, а в марте добился их осуждения в Левенском и Кельнском университетах. Когда зловоние этих махинаций долетело до Лютера, он остался непоколебим: «На это осуждение, – писал он, – мы обратим не больше внимания, чем на бессвязные крики пьяных баб»[201].