Таких же половинчатых результатов добились нунции и в Майнце. Архиепископ этого города, Альбрехт, и был адресатом знаменитого письма Лютера от 31 октября 1517 года – и именно он переслал письмо Лютера вместе с его тезисами в Рим, воспламенив тот пожар, что теперь угрожал разгореться до небес. Однако сейчас, к концу 1520 года, Альбрехт сам не очень понимал, как относиться к Лютеру и его учению. Отчасти причина этого была в том, что он подпал под влияние Ульриха фон Гуттена, твердого сторонника Лютера. В конце концов Альбрехт дал согласие сжечь лютеровы книги. Однако, когда на городской площади уже был сложен костер – майнцский палач, как и его собрат по профессии в Кельне, вдруг усомнился. Прежде чем зажечь огонь, он обратился к толпе, собравшейся на площади, с громким вопросом: законно ли это осуждение и казнь? Толпа, совершенно не сочувствовавшая ни Алеандру, ни папе, ответила оглушительным: «Нет!» Услышав это, палач немедленно спустился с костра и отказался продолжать. Алеандр, ошарашенный и раздосадованный, поспешил назад в резиденцию архиепископа – за справедливостью. Альбрехт заверил его, что назавтра они попробуют еще раз. И 29 ноября, когда палач снова отказался выполнять свою работу, Альбрехт в конце концов уговорил поджечь костер какого-то местного могильщика. Присутствовали при этом, по-видимому, лишь несколько женщин, шедших на рынок продавать гусей[207]
. Однако вскоре появились и сторонники Лютера; они принялись бросать в Алеандра камнями и, если бы не вмешательство самого архиепископа, весьма возможно, его бы убили.Лютер сжигает буллу
И вот наконец 10 декабря – ровно через шестьдесят дней после того, как буллу прочитал сам Лютер, – на тех же деревянных дверях, где тремя годами ранее Лютер вывесил свои исторические тезисы, Филипп Меланхтон опубликовал приглашение на мероприятие, подобного которому христианский мир еще не знал. Афиша обещала «благочестивое религиозное зрелище, ибо, быть может, настало время разоблачить антихриста»[208]
. Но что же именно произойдет? Это объяснялось дальше: сожжение некоего документа – нет, не одной из книг Лютера, уничтожить которые повелевала папская булла, а самой буллы! Будь дело в 1960-х годах, такое мероприятие назвали бы «хэппенингом» – постановочным событием, имеющим общественно-политический смысл. Лютер символически перевернул ситуацию вверх дном: не Церковь отлучала его – он сам отлучал лже-Церковь.Мероприятие, организованное одним из ревностных учеников Лютера и Меланхтона, Иоганном Агриколой, должно было пройти за городскими воротами, поблизости от мест обитания диких зверей и на том самом месте, где сжигали белье и одежду умерших от чумы. Здесь, на краю вонючей мусорной ямы, Агрикола и другие сложили костер; и в назначенный час – девять утра – в присутствии нескольких сотен преподавателей и студентов, свидетелей этого великого мига, Лютер бросил в огонь, одно за другим, все писания лже-Церкви. Сгорели и папские указы, и сборник церковных канонов, и сочинения Эка и «козла» Эмзера. Агрикола уговаривал товарищей-студентов пожертвовать экземплярами «Комментариев» Дунса Скота и «Суммы» Фомы Аквинского, чтобы торжественно отправить в огонь и ведущие образцы схоластики – но с этими дорогими книгами никто расставаться не захотел. Наконец, когда сгорело все остальное, Лютер жестом фокусника извлек из складок плаща ту самую папскую буллу, что угрожала ему отлучением. Он произнес слова псалма 21:10, о котором в это время читал лекции в университете: «Ты погубила истину Божью – и ныне Господь погубит тебя. Пусть пожрет тебя огонь!»[209]
– и, взмахнув рукой, бросил папский указ в пылающие языки костра.Отлученный. Aetatis 38
3 января нового 1521 года папа, видя, что шестьдесят дней давно прошли, а от Мартина Лютера нет ни гласа, ни послушания, выпустил за своей папской печатью новую буллу, в которой исполнил угрозу предыдущей: официально отлучил Мартина Лютера от Церкви. Однако распоряжения этой буллы касались не только самого Лютера. Это было официальное извещение, касающееся всех в империи: каждый, кто каким-либо образом поддержит отлученного или ему поможет, будет отлучен сам. Все города и территории, поддерживающие Лютера, объявлялись «под запретом» – то есть также были отлучены от Церкви. Совершать в их церквях, над их жителями любое из семи таинств запрещалось. Таково было последнее, самое мощное оружие Церкви: отказать в таинствах – то есть в самом спасении – тем, кто ослушался ее предостережений. Для людей, твердо веривших, что ад реален и папа обладает над ним властью, это была не шутка. Каждый из них рисковал больше чем жизнью – бессмертной душой.