Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Тем же летом на Виттенберг снова обрушилась чума. Многие, как было принято в те времена, покинули город, чтобы избежать заражения. 15 августа весь университет на время переехал в Йену. Уехали и Меланхтон, и Юстус Йонас, увезя с собой свои семьи; однако Лютер чувствовал себя обязанным остаться и заботиться о больных. Кати и сын их Ганс тоже остались в Виттенберге. Несомненно, и в этом проявилась вера Лютера: он понимал, что подвергается опасности, но чувствовал себя обязанным рискнуть своей жизнью – и даже жизнью семьи, – чтобы остаться на месте и заботиться о своей пастве. Бог призвал его – и он отвечал на Божий зов. Единственное, чего он по-настоящему боялся, – однажды не ответить Богу. Самого его болезнь не коснулась; однако заболел маленький Геншен, и серьезно.

Пастор Бугенгаген также остался в Виттенберге, а несколько месяцев спустя даже переехал со своей семьей в Черную Обитель. Люди вокруг умирали, как всегда бывает при эпидемиях. Заболела золовка Карлштадта Маргарита фон Мошау – и также переселилась в обитель, как и жена врача Августина Шурффа, которую болезнь тоже не миновала. Черная Обитель в эти месяцы превратилась в нечто вроде больницы. Когда чумой заразилась жена виттенбергского бургомистра, она тоже отправилась в Черную Обитель – однако не выжила; умерла лишь через несколько минут после того, как Лютер обнял ее при встрече. Заразилась и Ханна, сестра Бугенгагена, вышедшая замуж за секретаря Лютера, дьякона Георга Рёрера: в то время она была беременна. Она также переселилась в Черную Обитель – и здесь, после долгих мучений, родила мертвого младенца и сама вскоре скончалась. Эта трагическая сцена особенно поразила Лютера, не в последнюю очередь потому, что его Кати снова была беременна и собиралась родить в декабре:

Я беспокоюсь о родах жены; слишком ужаснул меня пример жены дьякона…

Мой маленький Ганс не может сейчас послать тебе привет, ибо он болен, но очень нуждается в твоих молитвах. Сегодня вот уже двенадцатый день, как он ничего не ел; кое-как мы поддерживали его силы питьем. Только теперь снова начинает понемногу есть. Удивительно смотреть, как этот малыш жаждет, как обычно, играть и резвиться, но не может – он еще слишком слаб.

Вчера вскрыли нарыв у Маргариты фон Мошау. Когда выпустили гной, ей стало легче. Я поселил ее в нашей обычной зимней комнате, а сами мы теперь живем в большом холле с парадной стороны. Геншен лежит у меня в спальне, а в его спальне – жена Августина [Шурффа]. И все мы ждем, когда закончится чума[451].