Но, кажется, этот драматический жест никого не убедил. Филиппу, впрочем, это и не требовалось: он хотел лишь, чтобы лютеране и цвинглианцы «согласились не соглашаться» и чтобы это разномыслие не мешало им выступить единым фронтом против императора. Если во всем прочем они согласны, – нельзя же допустить, чтобы одно-единственное разногласие все испортило! Может, и так – однако именно это и произошло. По окончании дискуссии Цвингли, явно огорченный, со слезами на глазах сказал, что всем сердцем желал видеть Лютера своим другом и что ни с одним человеком в Германии или во Франции не стремился встретиться так, как с ним. Но эта оливковая ветвь из Швейцарии тронула Лютера не больше, чем итальянский поцелуй Мильтица одиннадцать лет назад. Ответ его прозвучал холодно, как лед. «Молитесь Богу, – сказал он, – о том, чтобы прийти к правильному пониманию этого вопроса»[462]
.Почему же Лютер так себя повел? Когда Буцер, пытаясь найти ответ на этот вопрос, спросил, чем не нравится Лютеру позиция его швейцарских друзей, тот ответил:
Дух наш отличен от вашего духа: ясно, что у нас не один дух, ибо не может быть одного духа там, где одни просто верят словам Христа, а другие эту веру порицают, ей сопротивляются, считают ложной, хулят ее всевозможными злонамеренными и богохульными словами. Так что, как я уже сказал, препоручаю вас Божьему суду[463]
.Снова мы слышим от Лютера сомнительную и, странным образом, совсем не библейскую мысль о «духах». Но Лютер твердо стоял на своем – сказал как отрезал и ушел, оставив Цвингли, без преувеличения, в слезах. Как видим, он не позволил себе даже проявить по отношению к Цвингли самую поверхностную доброжелательность, не говоря уж о том, чтобы ответить на его горячее желание дружбы.
Несговорчивость Лютера вкупе с упоминанием «духов» в этом случае очень напоминает его разговор с Карлштадтом о том, одержим ли Карлштадт «духом Альштедта», то есть тем свирепым и кровожадным духом, что обитал в Мюнцере. Что привело Лютера к мысли, что они, различаясь во многих важных догматических вопросах, при этом «имеют один дух»? Почему он был так в этом уверен? Как видно, Лютер не считал нужным это объяснять или обсуждать. То, что добросовестные и, по-видимому, от чистого сердца идущие попытки Цвингли с ним примириться он отверг как «злонамеренные» и «богохульные», выглядело откровенно странно – в том числе и для тех, кто был на его стороне. У всех их создалось впечатление, что Цвингли не желал зла. Но Лютер был непоколебим. Что же двигало им: нетерпимость, злоба, упрямство – или ощущение Божьего перста?
Аугсбургский рейхстаг. Aetatis 46
В 1530 году император Священной Римской империи Карл V созвал в Аугсбурге рейхстаг, на который обещал приехать и сам. Девять лет прошло с тех пор, как он последний раз появлялся в Германии, – на Вормсском рейхстаге 1521 года. Начало Аугсбургского рейхстага было назначено на 8 апреля; в конце февраля император короновался в Болонье – и оттуда должен был ехать прямиком на рейхстаг.
Однако сам Лютер не смог там появиться. Карл выдал охранные грамоты для проезда в Аугсбург всем прочим протестантам – формально находившимся вне закона, – но не Лютеру. На это решение повлияло не только отвращение к «главному еретику». Император полагал – и справедливо, – что присутствие Лютера на рейхстаге многих склонит в его пользу. Так что Лютер решил отправиться в Нюрнберг и оттуда наблюдать за происходящим. Нюрнберг находится всего в семидесяти пяти милях от Аугсбурга, новости и сообщения доходили туда быстро; Лютер собирался следить за ходом заседаний и, при необходимости, посылать участникам письменные советы. Однако Нюрнберг его не принял. Защищать известного еретика, преступника в глазах императора – на это власти Нюрнберга пойти не могли. Они искренне желали Лютеру успеха, но… где-нибудь в другом месте. Не желая совсем прощаться со своим изначальным планом, Лютер удалился в Кобург. В наше время Кобург находится в границах Баварии, но в то время он был южным форпостом Саксонии, для Лютера безопасным. Увы! – от Аугсбурга его отделяло сто пятьдесят миль, и оперативно получать оттуда новости было вдвое затруднительнее. Лютер чувствовал, что его мнения и советы могут быть очень важны, – но выбирать не приходилось: оставалось довольствоваться тем, что есть.