В этот период Лютер не раз принимал посетителей – так часто, что даже опасался, что место его укрытия станет известно. В мае побывали у него Венцеслас Линк и другие. Были здесь и Ганс Рейнеке, и Аргула фон Грумбах. Среди прочего, она дала совет по отлучению от груди маленькой дочери Лютера, Магдалены (Ленхен): этот совет Лютер передал в письме жене. В конце июня, через несколько недель после смерти отца, заезжал младший брат Лютера Якоб. В сентябре приехал навестить Лютера кронпринц Иоганн Фридрих, сын герцога Иоганна, которому предстояло стать курфюрстом после смерти отца. Юного Иоганна Фридриха поразила борода Лютера: поначалу он его даже не узнал. Помимо бороды, Лютер в этот период начал носить очки для чтения. Христиан Деринг прислал ему из Виттенберга новую пару очков, о которых Лютер ворчливо отзывался: «Худшие из всех, какие у меня были!»
Император прибыл на рейхстаг только 15 июня, во главе огромной процессии – словно целый город, снявшийся с места: здесь было не менее тысячи всадников и целый отряд личных телохранителей. В арьергарде двигался обоз: «повара, аптекари, сокольники», а также – неудивительно для испанца – свирепая свора из двухсот испанских догов. Сам император, весь в золоте, с золотой шпагой на боку, восседал на белоснежном коне под золотым балдахином. Зрелище было завораживающее и, пожалуй, пугающее: на немецкие земли явилась Империя во всем своем величии и мощи. Те из немногих явившихся на рейхстаг протестантов, кто это видел, с особой ясностью понимали теперь, кому и чему осмелились бросить вызов. Если Бог не на их стороне – их ждет беда. Через несколько дней Йонас писал: «Император окружен кардиналами… каждый день они у него во дворце, и, как пчелы, вьется вокруг него целый рой священников, пылающих к нам ненавистью»[482]
. Теперь, когда Карл со своей тысячной свитой наконец прибыл в Аугсбург, можно было без промедления переходить к основному вопросу.Меланхтон составил заранее документ, впоследствии названный «Аугсбургским исповеданием» – нечто вроде официального лютеранского Символа веры. 23 июня лютеранские богословы и князья собрались, чтобы в последний раз прочесть этот текст и его подписать, – хотя подписи требовались только от князей, другой знати и официальных представителей немецких земель. Ожидалось, что документ будет представлен императору на следующий день: в действительности его, в немецком переводе, огласили перед императором и рейхстагом 25 июня. По-немецки император понимал плохо – и, как свидетельствуют очевидцы, плавное течение малопонятной тевтонской речи, словно птичье пение или колыбельная без слов, погрузило его в дремоту.
Вскоре Лютер получил от Меланхтона отчет об этом событии. В письме Меланхтон спрашивал, в каких пунктах можно было бы пойти на уступки. Ответ Лютера был предсказуем: ни в одном. Лютер похвалил Меланхтона за отлично проделанную работу и написал, что «Исповедание» вполне его удовлетворяет, – хотя, пожалуй, неприятие папской власти можно было бы подчеркнуть и яснее. Надо заметить, что именно этот пункт делал документ совершенно неприемлемым для императора, и Меланхтон не терял надежды как-нибудь его смягчить или обойти. Лютер готов был к войне – точнее, к открытой ссоре и любым ее последствиям, вплоть до собственной мученической смерти. Меланхтон придерживался более мирной позиции.
16 июля Лютер написал Йонасу, Спалатину, Меланхтону и Агриколе письмо, где советовал сворачивать шатры и возвращаться домой, в Виттенберг:
Уверен, вы уже получили ответ противников – и именно тот, которого, по вашим словам, и ожидали, а именно: «Отцы, отцы, отцы; церковь, церковь, церковь; обычай, традиция»[483]
. Более того: не сомневаюсь, что там не было ни слова из Писания. Основываясь на своих судьях и свидетелях, император вынесет вердикт против вас. За сим последуют угрозы и похвальба…»[484]