Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Возвеселимся же без сомнений и без печали, и пусть мысль о грехе и смерти нас не страшит – напротив, возвысим сердца свои горе́ и скажем: «Что это ты делаешь, милая моя душа? Дорогая смерть, дорогой грех, почему вы все еще живы и ужасаете меня? Или не знаете, что вы давно побеждены? Разве ты, смерть, не знаешь, что сама мертва? Разве не ведаешь Того, Кто говорит о тебе: “Я победил мир”?»[488]

Вскоре после получения этого письма мать Лютера скончалась. А затем, 9 ноября, Кати родила четвертого ребенка – мальчика, которого назвали Мартином-младшим, быть может, потому, что он появился на свет за день до дня рождения отца. По-видимому, крещен он был двумя днями позже, в день святого Мартина.

В августе 1532 года герцога Иоганна в его охотничьем замке в Швайнице разбил удар. Услыхав об этом, Лютер и Меланхтон поспешили туда за двадцать миль из Виттенберга, чтобы быть с ним в его последние минуты. Они молились вместе с герцогом и утешали его; но он не пережил ночь. Тела знатных людей в то время принято было бальзамировать, и, поскольку в Швайнице бальзама не нашлось, тело спешно повезли в Виттенберг[489]

.

В 1534 году умер папа Климент VII, и преемник его Павел III принялся готовить в Мантуе церковный собор, назначенный на 1537 год, – хоть этим планам и не суждено было сбыться. Но тогда, в 1535 году, подготовка собора была в разгаре, и папский нунций Паоло Верджерио примчался в Виттенберг, чтобы встретиться с Лютером и это обсудить. Лютер, гордый тем, что папский легат явился в Виттенберг просить у него мира, решил принарядиться для такого случая. Он пошел к цирюльнику и сделал модную стрижку, как поступал иногда перед важными проповедями, чисто выбрился, принял ванну, облачился в дублет, отделанный мехом, и мантию с меховой опушкой, натянул на ноги облегающие дворянские лосины. Руки украсил кольцами, позаимствованными у друзей; завершала этот пышный костюм золотая цепь таких размеров, что даже цирюльник, увидав ее, неодобрительно поцокал языком. А вместо того, чтобы идти на встречу с Верджерио пешком, как обычно ходил по городу, Лютер вдвоем с Бугенгагеном появился в карете. Впрочем, и сам Верджерио приехал на переговоры с большой помпой – в сопровождении двадцати всадников.

В письме Каспару Мюллеру, датированном январем 1536 года, Лютер упоминает документ (подготовленный Меланхтоном), принятый Шмалькальденской Лигой в ответ на вопрос Верджерио о том, может ли предполагаемый церковный собор состояться за пределами Германии. Ответом стало решительное «нет»: протестанты хотели проводить собор на своих условиях, а в любом ином месте на него оказывал бы сильное и нежелательное влияние папа. Лютер писал, что хотел бы списать этот документ и отправить Мюллеру копию, но не может, ибо сейчас его одолевает страшный кашель. И шутливо добавлял: помолись обо мне, тогда, быть может, кашель прекратится и мне удастся взяться за дело.

Три месяца спустя Лютер написал Томасу Кромвелю – в то время самому могущественному человеку в Англии, не считая короля, и одному из ведущих архитекторов английской Реформации. Кромвель надеялся включить Англию в Шмалькальденскую Лигу, чтобы и она сопротивлялась папе и императору вместе с Германией. Из этого ничего не вышло; однако Роберт Барнс, недавно уехавший из Виттенберга, заронил в Лютере надежду на такой союз и передал наилучшие пожелания от Кромвеля, на которые Лютер теперь и отвечал:

Доктор Барнс… доставил мне чрезвычайную радость, рассказав о серьезном и решительном желании Вашей светлости стоять за дело Христово; особенно радостно это от того, что высокое ваше положение позволяет вам собрать силы всего королевства, привлечь на нашу сторону и Его Величество короля и таким образом сделать много доброго. Молюсь и буду молиться Господу о том, чтобы Он преизобильно укрепил дело, начатое Вашей светлостью, во славу Его и во спасение многих. Аминь[490].

Однако скоро было решено, что делегация от Шмалькальденской Лиги, включающая в себя Меланхтона, в Англию не поедет. А в июне до Виттенберга дошли шокирующие новости о казни Анны Болейн, которую Лютер назвал «чудовищным английским злодеянием»[491], – и вопрос о союзе был снят с повестки дня.