Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Проповедь эта вышла из печати и распространилась далеко за пределами Виттенберга – и Тетцель, вполне предсказуемо, решил ответить на нее собственной публикацией. Было это, по-видимому, ближе к концу апреля 1518 года. В новом своем сочинении Тетцель отбросил все богословские реверансы и перешел к старым добрым личным выпадам, заявив, что Лютер – еретик не лучше Джона Уиклифа и Яна Гуса. Здесь в первый раз мы видим очертания того трагического пути, который суждено было пройти этому спору далее. Лютер говорил смиренно, искренне, в простоте сердца; но Тетцель – в пылу защиты Матери-Церкви – счел нужным причислить его к еретикам, противопоставить папе и Церкви, хотя точно известно, что в тот период Лютер и в мыслях не имел ничего против папы и Церкви и хотел лишь им помочь. Ядовито-враждебный тон и тяжкие обвинения, выдвинутые Тетцелем в этом документе, стали печальным предвестием всего, что произошло дальше. Он ответил попросту: «Молчи, возьми свои слова назад – а иначе Церковь сотрет тебя в порошок. Аминь». Эгоистично и цинично старался он отвертеться от любого серьезного изучения аргументов Лютера и размышления над ними – и, как мы знаем, в конечном итоге в этом преуспел. Заявляя, что Лютер бросает вызов папе, Тетцель сделал ставку на тщеславие и мелочный нарциссизм Льва X и его окружения. Если он прав, если они не станут утруждать себя разбором доводов этого монаха (или, чего доброго, молиться о том, чтобы Бог указал им верный путь), а просто отмахнутся и заставят этого беспокойного немца замолчать – тогда, с точки зрения Тетцеля, все сложится как нельзя лучше!

Для Тетцеля все было проще простого. Аргументы? Библия? – да пошли они ко всем чертям! Папа ошибаться не может. Кто говорит, что папа или Церковь ошибаются, тот еретик – и делу конец. Тетцель был доминиканцем, а между доминиканцами и августинцами с давних пор шло жестокое соперничество, несомненно сыгравшее свою роль и в этом споре, и в том, что за ним последовало. Орден доминиканцев, основанный в XIII веке святым Домиником де Гусманом, одной из главных своих задач видел уничтожение ереси; ясно, что августинец Лютер, возвысивший голос против того, что делал доминиканец по приказу папы, пробудил в доминиканцах охотничьи инстинкты. Хотя официально доминиканцы называли себя именем своего основателя, августинцы насмешливо прозвали их «псами Господними» – от латинского Domini canes; более мягкий вариант этого прозвища звучал как «небесные гончие»[121]

.

В июне Лютер решил ответить Тетцелю – однако, очевидно, не принял его всерьез. Вместо ответа по существу он обрушился на Тетцеля всей мощью тяжеловесного старонемецкого сарказма. Впрочем, невежество Тетцеля, ясно видное из его писаний, и не позволяло вести с ним серьезную дискуссию. Зная, что стоит на твердой богословской почве, Лютер презрительно отмахивался от угроз Тетцеля «огнем и водой» (то есть казнью на костре или через утопление). Вместо этого Лютер предлагал Тетцелю «держаться лучше вина вместе с тем огнем, на котором жарят гуся, – к этому он больше привычен!»[122] Здесь мы слышим первые грубые ноты мелодии, которой вскоре предстояло развернуться в симфонию такой брани и оскорблений, каких еще свет не видел. Лютер откровенно издевался над Тетцелем; фактически он говорил: «Дорогой отец Пузан, сидел бы ты лучше за своим гусем и не лез в трудные вопросы, в которых ни рожна не смыслишь! Ешь, пей, набивай брюхо, а богословие оставь тем, кто поумнее!» Кроме того, Лютер обвинил Тетцеля в алчности и жажде наживы. Не забыл и поддразнить: мол, если тот готов вступить в очную дискуссию – пожалуйста, я здесь, в Виттенберге, двери открыты: «А буде найдется вопрошатель, считающий, что он в силах глотать железо и раскалывать камни, – да будет ему известно, что здесь ждет его охранная грамота, открытые двери, бесплатный кров и стол»

[123]. Иными словами, курфюрст Фридрих все это с радостью тебе предоставит, раз уж ты осмелился заявить, что он укрывает у себя в Виттенберге еретика.

В том же месяце архиепископ Альбрехт, несомненно, обеспокоенный тем, куда может завести эта перепалка, предложил богословскому факультету Лейпцигского университета выпустить свое разъяснение этого спора. Однако лейпцигские богословы, как и майнцские, отказались, понимая, что дело это рискованное – слишком уж легко неосторожным высказыванием настроить против себя Рим. Лучше, как говорится, не высовываться и ждать, чем дело кончится, с безопасного расстояния.

Обелиски и астериски