Сам император Максимилиан своих чувств насчет Лютера не скрывал: он громко поклялся «положить конец гибельным нападкам Мартина Лютера на индульгенции, дабы не соблазнял он не только простой народ, но и своего князя»[140]
. Ему важно было верно сыграть свою партию: показать себя добрым христианином, всецело на стороне Церкви, однако не позволить Церкви себя «продавить» и утвердить свою власть в политическом отношении. Поэтому он потребовал, чтобы суд состоялся в Аугсбурге, – под его юрисдикцией и под присмотром его людей. Однако защищать Лютера и его мятеж у Максимилиана и в мыслях не было.Появление в Аугсбурге, 1518. Aetatis 34
Лютер от души радовался, что не едет в Рим; однако в Аугсбурге ему грозила столь же серьезная опасность. Встреча в Аугсбурге была не менее важной, чем в Риме: здесь Лютеру предстояло наконец предстать лицом к лицу перед представителем самого Его Святейшества, кардиналом, обладавшим всей полнотой папской власти – и способным что угодно сделать с дерзким монахом, бросившим вызов Церкви. Было вполне возможно, что через несколько дней Лютера ждет смертный приговор. Вера его была сильна, но не спасала от неотступной тревоги. Позднее он вспоминал, что, идя в Аугсбург, представлял себе собственную казнь. «Итак, мне предстоит умереть, – думал он. – Каким позором станет это для моих родителей!»[141]
Кардинал Каэтан, представлявший папу на рейхстаге, был ярким и знаменитым богословом своего времени. Урожденный Джакопо де Вио из города Гаэта близ Неаполя – он, как часто случалось с людьми в те времена, имел много имен. Приняв в пятнадцать лет монашеские обеты, Джакопо взял себе имя Томмазо и с той поры стал именоваться Томмазо де Вио. Однако, поскольку в то время людей часто называли по месту их рождения, он стал Гаэтанусом – или Каэтаном. В наше время его чаще всего называют «Фома Каэтан» или «кардинал Каэтан». Для нашей истории особенно интересно, что на Пятом Латеранском Соборе (1512–1517) Каэтан играл ведущую роль – и именно он предложил решение, утверждающее, что авторитет папы стоит выше власти церковных соборов. После этого папа Лев X сделал его кардиналом – и еще много лет Каэтан оставался в Церкви важной и влиятельной фигурой.
Для наших целей важно отметить, что на рейхстаге в Аугсбурге Каэтан так и не убедил немецкие княжества согласиться выплатить «турецкий налог». Ватикан отчаянно нуждался в помощи против превосходящей военной силы ислама – и еще больше нуждался в деньгах. Однако с самого начала рейхстага немецкие князья ясно выражали недовольство бесконечными финансовыми запросами Церкви. На этом примере мы снова видим, какое влияние на церковные дела оказывали вопросы национальные и политические. Один за другим немецкие правители заявляли на рейхстаге, что платить «турецкий налог» не станут. Хватит с них этих крестовых походов, говорили они, хватит войн с неверными! Довольно уже Церковь пользовалась их щедростью! Если нужно, они изложат все свои претензии к Ватикану в письменном виде. Дошло даже до обвинений Церкви в коррупции: «Случается на церковных судах, – заявляли они, – что Римская Церковь улыбается обеим сторонам, ожидая от них мзды». Глубоко возмущало их, что «немецкие деньги, в противность всем законам природы, перелетают через Альпы». Жаловались они и на низкую квалификацию священников, присылаемых в Германию: «Многие из них – лишь по названию пастыри». Жалобы и претензии множились и множились – и Каэтану пришлось смиренно все это выслушать. Завершилось все простым требованием: «Пусть папа положит этим злоупотреблениям конец»[142]
.Однако единственными «злоупотреблениями», которым папа и Каэтан хотели положить конец, были здесь ереси, распространяемые «сыном погибели» из Виттенберга по имени Мартин Лютер. Поэтому Лев написал письмо Фридриху – одному из семи курфюрстов, и, следовательно, одному из влиятельнейших участников рейхстага. С помощью своего папского авторитета Лев надеялся убедить Фридриха – а с ним и весь рейхстаг – занять его сторону: