Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Несмотря на отеческий тон, угроза пыток и смерти нависла над Лютером вполне ощутимо, и Каэтан это понимал. У него не было причин считать, что проблему не удастся разрешить быстро и легко. Однако – вот еще одна загвоздка в этой истории – Лютер каяться определенно не собирался и уже сообщил об этом Серралонге; но как Серралонга призывал Лютера не вступать с Каэтаном в диалог, так же и сам кардинал получил инструкцию ни в коем случае с Лютером в диалог не вступать. Даже если бы он вдруг захотел затеять с Лютером содержательный разговор, – не смог бы, ибо не имел таких полномочий. Ему было дано ясное и определенное поручение: привести непокорного монаха к повиновению. Только это, ничего более. Так что ни у Лютера, ни у Каэтана не было пространства для маневра. Одно слово – revoco,

то есть, по-латыни, «отрекаюсь» – вот и все, что требовалось. Либо Лютер произнесет это слово – либо отправится в Рим, скорее всего, на костер; и еще хуже того, в огонь вечный, уготованный диаволу и аггелам его.

Однако отрекаться у Лютера и в мыслях не было. Вместо этого он сразу пошел не по сценарию – сделал то, о чем и предупреждал Серралонгу: попросил, чтобы Каэтан указал ему его ошибки. Как можно отречься, когда он не понимает, от чего именно следует отрекаться? Пусть ему объяснят, в чем он неправ. По-видимому, это еще не противоречило инструкциям, полученным Каэтаном: он быстро назвал два пункта, надеясь, что этого будет достаточно. Во-первых, Лютер отрицает, что «сокровищница Церкви» содержит в себе «заслуги Христа и святых». И во-вторых, говорит, что вера дарует уверенность в прощении даже прежде официального отпущения грехов священником в церкви. И то, и другое явно противоречит церковному учению. Вот они, две принципиальные ошибки – ну что, как теперь насчет отречения и покаяния?

Эти слова кардинала Лютера совершенно не тронули. Речь шла о вещах куда более глубоких, и сам кардинал, несомненно, это понимал. Первая проблема – отрицание Лютером того, что «сокровищница Церкви» содержит в себе «заслуги Христа и святых» – была связана с идеей, что труды Христа и святых якобы не только позволили им заработать спасение для себя, но и значительно превзошли необходимую для спасения меру, так что все «лишние» заслуги, созданные бесчисленными добрыми делами, отправились на хранение в церковную «сокровищницу». Следовательно, Церковь – которой, по Мф. 16:9, даны ключи от сокровищницы – может в любой момент открыть это хранилище и выдать любую «сумму» добродетелей тому, кому сочтет нужным. Согласно Церкви, право это принадлежит только ей. Следовательно, когда кто-либо платит за индульгенцию, Церковь властью, данной ей Христом, продает ему за эту плату кусочек «небесных сокровищ». Церковь получает деньги за то, чтобы прощать грехи и отменять нравственные обязательства.

Лютер согласился: да, именно это он отрицает – а затем попросил кардинала показать ему, где в Библии содержится эта идея. Лютер имел в виду не ту идею, что Церковь владеет ключами от Царства Небесного, но более конкретную – что Церкви позволено делать то, что делает она с индульгенциями. В каком писании, спрашивал он, сказано, что заслуги Христа хранятся в сокровищнице Церкви и Церковь вправе ими распоряжаться? Здесь Каэтан не стал обращаться к Библии. Вместо этого он вспомнил папскую буллу, принятую в 1343 году папой Климентом VI, в надежде, что этот авторитетный документ приведет Лютера к быстрому покаянию. Каэтан, разумеется, не ожидал, что ему придется дискутировать о содержании этого старинного документа. Вот булла, канонический закон: в нем сказано то, что сказано – чего еще желать? Теперь, когда Лютер получил ответ на все свои вопросы – может быть, перейдем наконец к тому, чего все так терпеливо ждут: к покаянию? Кардинал твердо решил, что не позволит втягивать себя в спор, и напирал на Лютера всем весом своего авторитета, подталкивая его к простому ответу. «Веришь ты в это или нет?» – спрашивал он снова и снова, все громче и громче.

Но для Лютера все было совсем не просто. С твердостью гранита стоял он на своем – на необходимости полностью прояснить все эти вопросы. Он не позволит себя запутать, он ни на что не станет закрывать глаза – ведь на кону стоят человеческие души, в том числе и его собственная. Он – доктор богословия: это важное положение и огромная ответственность. Он отвечает за души верующих. Так что кардинал так и не услышал от него простого «да» или «отрекаюсь», на которое так надеялся. Бессмысленный спор продолжался, напряжение возрастало; в какой-то миг Лютер попросил передышку, и продолжение встречи было отложено на следующий день.

В тот же вечер приехал из Нюрнберга Штаупиц: явился Лютеру на помощь – и, похоже, прибыл как раз вовремя. Вечером Штаупиц, Лютер и имперские советники Фридриха устроили совещание, чтобы решить, что делать дальше. Наконец решили, что Лютер должен защитить свои взгляды письменно. Это придаст ситуации ясность: в руках у него будет документ, на который можно ссылаться, который можно обсуждать.