Эхо попытался придать своей мордочке подобающе удивленное выражение.
– Это была основная информация, – сказала белка и помахала в воздухе своими лапками. – Теперь займемся твоими особыми познаниями. Думающие яйца знают обо всем – обо всем без исключений! – что происходит, происходило и будет происходить в Цамонии. В том числе и о твоих маленьких личных проблемах.
Эхо считал свои личные проблемы далеко не маленькими, но решил, что сейчас было не совсем благоразумно возражать.
– Итак: твое отражение в зеркале показало тебе, что ты не просто немного поправился, а кардинально изменился. Верно?
– Можно и так сказать. – Эхо опустил глаза.
– Да, можно. Но это было бы слишком дипломатично и недостаточно резко сформулировано. Я бы сказала так: ты превратился в другое существо, и далеко не лучшего качества. Ты напоминаешь мне колбасу в шкуре царапки, т. е. карикатуру царапки. Все, что до сего времени отличало тебя по физическим качествам как царапку от других живых существ – твоя почти неземная элегантность, твои обтекаемые формы, легкость, сбалансированность, – все это превратилось в неуклюжую массу, в мешок жира.
Эхо съежился. Эта изящная белка сумела унизить его еще больше, чем мастер ужасок.
– Да, жир. Это слово ты не любишь, потому что оно напоминает тебе о чем-то очень неприятном. Мастер ужасок обозначил свою страсть жиром на твоем теле. Жир отложился на твоих ребрах, он висит и на твоих бедрах. Это тот самый жир, который он хочет выварить из твоего тела. Ты – воплощение договора Айспина. Ты – твой собственный смертный приговор.
– Да, – вымолвил Эхо глухим голосом.
– Хорошо. Познание, которое Думающие яйца хотят тебе передать, не является объективным видением того, что ты стал слишком толстым. Главное – это выводы, которые ты сможешь из этого сделать.
– Мне надо похудеть, – прошептал Эхо.
– Верно! – воскликнула белка и захлопала лапками. – Не особенно сложное видение, но достаточно фундаментальное. Оно положительно повлияет на твою жизнь.
Свет стал тускнеть, а Золотая белка становилась все бледнее.
– На сегодня это все, – сказала она. – Вскоре мы увидимся вновь, на втором познании. А до этого я советую тебе как можно больше двигаться.
Волшебный свет погас, и белка исчезла.
Эхо подошел к болевой свече и бросил последний взгляд на свое отражение. Жирный, обрюзгший, пригодный для убоя – такие слова приходили ему в голову, когда он рассматривал свое тучное тело.
Эхо загасил лапой пламя последней болевой свечи, и в совершенно темной библиотеке раздался глубокий вздох облегчения.
Кровяная колбаса и жажда крови
– Мне бы хотелось побольше двигаться, – сказал Эхо как бы между прочим, когда мастер ужасок на следующий день готовил ужин. – И более легкая еда пошла бы мне на пользу. Ты не мог бы сегодня сделать что-нибудь без масла и без сахара?
Айспин насторожился.
– Это почему? – спросил он. – Тебе не нравится моя еда?
– Наоборот, в этом вся проблема, – ответил Эхо. – Она мне очень нравится, и я слишком поправляюсь.
– А мне ты такой очень нравишься, – сказал Айспин. – Эти округлости тебе очень идут.
– Я охотно верю, что округлости тебе нравятся, но я чувствую себя неуютно. Я не рискую больше забираться на крышу, так как боюсь сорваться вниз. Мы с тобой не оговаривали,
Айспин снял с огня тяжелую чугунную сковородку.
– Как хочешь! – сказал он. – Качество твоего жира зависит и от твоего личного душевного состояния. Ты ведь знаешь: счастливые куры несут более вкусные яйца. Я хотел бы, чтобы ты хорошо себя чувствовал перед своей смертью.
Эхо вздохнул. Айспину было совершенно наплевать на то, что он говорит, потому что он пребывал в самом веселом расположении духа. Ему удались несколько экспериментов, которые приближали конец Эхо.
– Но от одной маленькой кровяной колбаски ты все же не откажешься, не так ли? – спросил мастер ужасок. – Я только что ее пожарил.
– Ну хорошо, – согласился Эхо. Он был уже голоден.
Айспин обильно сдобрил колбаску карри и подал ее Эхо. Царапка сразу же принялся за еду и проглотил ее в три прикуса.
– Недурственно, – похвалил он.
– Скажи-ка, – спросил мастер ужасок, – ты никогда не мечтал о том, чтобы стать кожемышью?
– Кожемышью? Почему я должен мечтать о том, чтобы стать такой омерзительной тварью? – Царапка облизал свои лапы.
– Все живые существа считают кожемышей отвратительными. Если бы ты был кожемышью, ты бы считал себя прекрасным.
– Да, я знаю, – сказал Эхо, – верх – это низ, а отвратительное – прекрасно.
– Кожемыши умеют летать, – сказал Айспин.
Эхо призадумался. Они и в самом деле могут кое-что еще, а не только висеть вниз головой на стропильной балке. Если бы он и захотел стать другим животным, то непременно таким, которое умеет летать.
– И они могут также ориентироваться в темноте, охотиться в полной тьме. Лишь немногие живые существа умеют это делать.
– Это правда. Они – необычные птицы.