Мастер ужасок

Ужаска откровенно долго смотрела на него. Эхо не мог понять, что означает ее взгляд. Была ли она озадачена, рассержена или, наоборот, – ее это развеселило?

– Ты только что спросил, – сказала наконец ужаска, растягивая слова, – могу ли я тебе помочь расторгнуть договор с мастером ужасок?

– Верно, – выдохнул Эхо и опустил глаза, стыдясь собственной смелости. Какое право, собственно говоря, имел он ночью явиться к совершенно незнакомым людям и предъявить им такие требования? Когда он опять поднял глаза, то увидел летящий в него пучок черных сухих веток, который попал точно в цель, которой он являлся. Царапка перевернулся в воздухе, ударился о дверь и шлепнулся на пол. И прежде чем он успел что-то сказать или издать какой-нибудь звук, вызванный болью, ужаска подняла свою правую руку в повелительном жесте, после чего входная дверь открылась внутрь и с силой ударила сзади. Эхо отлетел прямо к ногам ужаски, которая вновь махнула метлой и сильным ударом вытолкнула царапку на веранду, после чего дверь со скрипом захлопнулась.

Эхо со стоном поднялся на ноги. Что это была за идиотская идея обратиться за помощью к ужаске! Он должен быть счастлив, что так легко отделался. Он глубоко вздохнул, медленно спустился вниз по лестнице и пробежал пару шагов вверх по переулку в том направлении, откуда он пришел. Потом он остановился, поддавшись внезапному импульсу, и еще раз обернулся.

Из дома ужаски опять раздавалась гипнотическая музыка. Черный и пугающий, дом стоял в конце улицы, как отрубленная голова великана, в глазах которого угасали последние огоньки жизни. Наконец, свет в окнах погас, опустились клубы тумана и окутали дом ужасок как погребальным саваном.

Эхо посмотрел на луну, которая, чуть прикрытая облаками, висела над замком мастера ужасок. Стояло полулуние.

Смертельные друзья

Когда Эхо вернулся в замок, обессиленный и печальный после бесполезного путешествия, он тут же почувствовал присутствие мастера ужасок, едва лишь вошел в дверь. Айспин, без сомнения, был здесь, хотя Эхо не видел, не слышал и не ощущал его пребывания в замке. Когда Айспина не было в доме, тот казался мертвым, тихим и неподвижным, что часто случается в каменных сооружениях. Когда же Айспин был на месте, казалось, что замок начинает пробуждаться и жить своей тайной жизнью, которую Эхо постепенно научился чувствовать как-то по-особому. Он слышал стоны камней и вздохи мебели. Он видел, как ковер покрылся мурашками и как по обоям прокатились чуть заметные волны. Здесь зевнул камин, там едва уловимо шевельнулась фигура на одной из картин. Вихри пыли кружились по коридору в задорном танце, призрачные руки шевелили шторы – весь замок был наполнен таинственностью. В воздухе висел какой-то тонкий звук, слышалось оживленное шушукание и дерзкое шипение, которые мгновенно затихали, если только к ним прислушаться. Это можно было бы приписать ветру или другим природным явлениям, но Эхо предполагал, что это было нечто большее. Его подозрение, что между замком и мастером ужасок существует гибельная связь, усиливалось все больше и больше.

Он представлял себя актером на сцене театра, в зале которого находятся невидимые призраки. Они были невидимы, был слышан их сдавленный кашель, который сопровождал исполняемую Айспином и царапкой драму. И ему до сих пор не было до конца понятно, какие роли они играли. Являлись ли они противниками в какой-то слишком долгой дуэли? Или смертельными врагами? Нет, Эхо был неспособен враждовать с кем-то до смерти. Тогда, может быть, они были смертельными друзьями

?

Эхо поднимался вверх по лестнице, проклиная самого себя за такое недипломатичное поведение у ужаски. Конечно, он напугал ее своей неожиданной просьбой помочь ему перехитрить мастера ужасок. Айспин долгие годы мучил и унижал ужасок, почему же одна из них должна помогать невесть откуда взявшемуся царапке и тем самым настроить против себя старого демона?

При этом ужаска ему чем-то понравилась. Разумеется, она была невероятно отвратительной и пахла, как мешок с дохлыми лягушками, но он неожиданно испытал к ней какое-то расположение, иначе он не раскрыл бы перед ней все карты. Она произвела на него впечатление не своей внешностью, а своим поведением. Она была готова дать что-нибудь из еды бездомному котенку, который ночью мяукал у ее двери – это совершенно не вписывалось в представление, которое создалось у общества о ужасках. Эхо был почти уверен, что все могло бы сложиться совершенно иначе, если бы он не повел себя так бестактно. Но теперь для подобных размышлений было слишком поздно. Если он еще раз поскребется в ее дверь, то она, наверное, сразу бросит его в печь.