Мат гроссмейстеру

Татьяна, выскользнув из отцовских объятий, оглядела всех присутствующих и нахмурилась.

— Вы что, не сказали ему?

— Я пытался! — Людовик торопливо замахал перед собою руками, — Но дядю понесло в далекие степи, и я подумал — кто я такой, чтобы перебивать великого мастера? Пусть уж болтает, раз ожил.

Великий мастер досадливо махнул на него рукой.

— Так что же произошло? Анхель сказал, что отравил меня, я чувствовал яд, но я помню его слова, что противоядия в этом времени еще нет…

Рейнир, сидящий за столом у камина, тонко улыбнулся и, прищелкнув языком, покачал головой.

— Ворас запугивал вас, друг мой. Для того яда, что составил он, конечно, противоядия нет, но есть иное средство. Он смешал несколько ядов, приправив собственным и думал, что найти антидот будет невозможно, но не учел, что для каждого яда он уже есть. Довольно было ввести несколько противоядий, как страшная отрава была нейтрализована, и вы пришли в себя. Что же до других вопросов… — он внезапно перевел взгляд на замершего в дверях Виктора с сыном на руках, и вежливо изогнул бровь, — Для меня честь принимать вас у себя, господин граф. Вижу, вас привело ко мне старое несчастье…

— Да, — граф де Нормонд резко шагнул вперед, продолжая прижимать недоумевающего сынишку к себе, — Вы можете… я хочу сказать, вы знаете, мы не обращались к вам… По глупости думали, что в проклятии виновны вы, я приношу извинения… Я хотел просить вас, я вас умоляю…

— Папа, кто этот человек? — Адриан, не выдержав, решился подать голос, недоверчиво косясь на лысого старика. Потом перевел взгляд дальше и неуверенно помотал головой.

— И другие люди… папа, зачем мы здесь?

Рейнир, улыбаясь, встал. Протянутые к ребенку руки его были руками друга; лицо лучилось доброжелательным сочувствием, и Вик, поколебавшись, осторожно передал ему сына, проведя напоследок рукой по волосам последнего.

— Не бойся, сынок, — в голосе его нежность причудливо смешалась с горечью, — Этот человек… Этот… дядя…

— Дедушка тебе поможет, — перебил его Рейнир, — Или, по крайней мере, сделает все для этого. Не бойся меня, малыш, — он шагнул назад и, опустившись на стул вновь, усадил маленького пациента себе на колени, — Ну-ка, открой ротик.

Адриан послушно разинул рот — к подобным осмотрам он за последнее время привык и, в целом, не удивлялся им. Только не думал, что они могут хоть к чему-то привести хорошему… Он сидел на коленях у неизвестного старика, сидел в теплой комнате возле жаркого камина, и дрожал, трясся как в лихорадке. На лбу его блестели капельки холодного пота, личико осунулось и исхудало, и невооруженным взглядом было видно, что мальчик болен, что он нуждается в серьезном лечении.

Рейнир продолжал осмотр. Он изучил горло ребенка, проверил его глаза, потрогал лобик. А потом вдруг прижал ладонь к груди в области сердца, и на несколько бесконечных мгновений закрыл глаза.

Адриан сидел совершенно безучастно, только моргал непонимающе — больно ему не было, неприятно тоже, но что происходит, мальчик не знал.

Чем больше проходило времени, тем сильнее мрачнело лицо старого мага, и тем больше волновался Виктор. Наконец, ладонь старика скользнула к плечу мальчика и легонько сжала его; глаза открылись.

Увидев в выцветших очах слезы, граф почувствовал, как оборвалось его сердце.

— Вы… — хрипло начал он, — Вы ничего не…

— Я не могу, — горечь в голосе Рейнира говорила яснее ясного о его искренности, — Проклятие рыжего оборотня породило болезнь, о которой я не слышали никогда прежде, я не знаю, как лечить ее… — он поник и, покачав головой, слабо улыбнулся, — Прости меня, малыш.

Адриан пожал плечами. Ему было все равно, он уже знал, был уверен, что умрет и спасения не ждал. Он думал лишь о том, что там, на небе, его ждет покой и счастье, что там ему будет хорошо, и он больше не будет болеть. Он не боялся смерти: он не понимал, почему ее так боятся другие.

Рейнир сидел, поглаживая мальчика по голове, грустный, удрученный, не знающий, что предпринять и изучающий пол под своими ногами. Люди вокруг молчали, подавленные ужасной правдой. Что сказать, никто не находился.

Этот мальчик… доселе он был лишь абстрактной фигурой, частью легенды, а теперь вдруг ожил, обрел плоть и кровь, и… и что же, его теперь потерять?

— Неужели совсем ничего нельзя сделать?.. — Татьяна умоляюще прижала руки к груди, — Я не верю! Если ваш потомок, Чарли, стал таким хорошим доктором, если о нем идет слава, как о великом целителе, излечивающем едва ли не прикосновением, значит, в вас тоже должно это быть! Значит, вы…